Однако в кабинете, вопреки ожиданиям актера, сидели члены коллегии Министерства культуры СССР, представители Отдела культуры ЦК КПСС, директор «Мосфильма» Владимир Николаевич Сурин и руководство съемочной группы «Войны и мира». Олег Александрович, по его признанию, «внутренне ощерился и сказал себе: „Ну что же, примем бой!“»

Фурцева встала и пригласила Стриженова сесть возле себя. Он оказался напротив Сергея Аполлинариевича Герасимова.

— Как поживаете, Олег Александрович? — задала вопрос Фурцева.

— Отлично, — заверил Стриженов.

— Может быть, вас что-то не устраивает? — медовым голосом уточнила министр. — Может быть, вам что-нибудь нужно? Расскажите, мы вам во всем поможем.

— Мне ничего не нужно, все есть. Живу хорошо.

После тактической паузы Фурцева перешла к сути «проблемы»:

— Олег Александрович, я вернулась из командировки, и мне доложили, что вы отказались играть в «Войне и мире». Вот я и попросила вас приехать, чтобы от Вас лично узнать: почему?

— Я просто раздумал. Мне не хочется.

Если бы Фурцева была одна, Стриженов, вероятно, рассказал бы всё как есть, а поскольку для Екатерины Алексеевны МХАТ был перманентной головной болью, она бы, скорее всего, поддержала решение об отказе от съемок — для кадрового укрепления главного драматического театра страны.

— Как? Вам не хочется сыграть любимый образ молодежи? — задала что-то уж совсем странный вопрос Фурцева. И тут же получила в ответ:

— Нас в школе и в институте тоже, Екатерина Алексеевна, учили, что любимыми образами молодежи являются Павка Корчагин и Овод. А вот то, что князь Андрей Болконский является любимым образом молодежи, — об этом слышу впервые.

Фурцева побагровела:

— Но мы же вас утвердили. Прекрасные пробы. Зачем же вы пробовались?

— Меня попросили. Я решил доказать.

Стриженов не стал тыкать в пальцем в того человека, который его об этой пробе попросил.

— Ну а дальше? — уточнила Фурцева.

— Дальше — раздумал. Не хочется.

— Но вы понимаете, что это — «фильм по особому заданию»?! — спросила Екатерина Алексеевна, словно убежденная, что все в курсе, что значит «фильм по особому заданию». И в том, что все, кому предлагают в нем сняться, должны быть вне себя от счастья. Олег Александрович позднее узнал, что «по особому заданию» — это «и новая квартира, и звания, и всевозможные блага». Однако о своем решении не пожалел.

— А для меня вся жизнь — по особому заданию, — парировал Стриженов. — В творчестве так не бывает: одно делают левой пяткой, спустя рукава, а другое — «по особому заданию».

Герасимов схватился за голову. Правда, Стриженов не понял отчего: «то ли от ужаса, то ли подавляя смех»[627].

Это был нокдаун. Фурцева в растерянности молчала. Стриженов этим воспользовался и перешел в контратаку:

— Знаете, Екатерина Алексеевна. В последнее время в прессе, когда пишут обо мне, заканчивают свои опусы одним и тем же: у Стриженова все хорошо, публика его любит за те роли, которые он играет, но мы ждем от него образ советского положительного героя… Так зачем же вы меня опять в князья, в эполеты?.. Нет! Я буду ждать и искать «советского положительного героя».

Это уже был нокаут. После паузы (надо полагать, мхатовской) Фурцева сказала:

— Ну что же… Это благородное дело…

И Фурцева тут же поручила Сурину «попросить наших сценаристов, чтобы поработали специально в расчете на Олега Александровича».

(Интересно, в роли какого комбайнера Екатерина Алексеевна, пылая жаждой мести, представила себе в этот момент всенародного любимца…)

— Конечно, конечно… А как же… — промямлил директор «Мосфильма».

Опять повисла пауза. Стриженов воспользовался ею, встал и сказал всем присутствующим:

— Не смею больше вас задерживать.

Фурцева в своей жизни еще и не такое перетерпела. Она встала и как ни в чем не бывало протянула Стриженову руку. Олег Александрович пожал ее, перед выходом из кабинета развернулся и бросил фразу:

— Общее до свидания!

После его ухода повисла большая финальная пауза из гоголевского «Ревизора». Директор картины «Война и мир» Николай Александрович Иванов рассказывал впоследствии, что Фурцева звонила Стриженову «при них — при всем застолье. И когда повесила трубку, чуть ли не брезгливо произнесла:

— Какой же это князь, если спит до часу дня.

— Вот и спит, стало быть, — ответил Сергей Аполлинариевич Герасимов, — оттого, что князь»[628].

Как бы то ни было, эпопея «Война и мир» с триумфом прошла на Каннском кинофестивале, на котором делегацию нашей страны по традиции возглавляла Екатерина Алексеевна. Это был подлинный триумф советского кино, который просто не состоялся бы, не приложи (и не единожды!) к нему свою руку министр культуры СССР.

* * *

В 1963 году Фурцеву формально избавили от необходимости решать вопросы с деятелями отечественного кино. Выступая 14 ноября 1963 года на отчетно-выборном партсобрании Министерства культуры СССР, Екатерина Алексеевна с оптимизмом доложила товарищам:

— Мы сейчас вносим предложения в ЦК. Мы будем ставить вопрос о передаче нам нескольких центральных учреждений: института Репина, Института Сурикова, Консерватории, Библиотеки имени Ленина, ГИТИСа. Мы вносим предложение о создании производственного управления по грампластинкам, производственного управления по производству инструментов всех видов. Это дело тоже сейчас без руля и без ветрил. Так что у нас много возможностей для работы. От нас отошла кинематографическая деятельность, сейчас отходит издательская деятельность. Но я думаю, что у нас остается так много, такой большой объем работы, что только [бы] нам с вами справиться со всем тем, что нам положено: потребуется много сил и усилий[629].

Н. П. Фирюбин (второй слева) и Е. А. Фурцева (третья слева) беседуют с участниками 3-го Международного кинофестиваля. 1963 г. [ЦГА Москвы]

Однако и после создания Государственного комитета СССР по кинематографии Фурцевой много приходилось заниматься проблемами кино, участвуя в разрешении больших и малых конфликтов, подчас полуанекдотических. Один из них связан с выходом фильма «Кавказская пленница», где Владимир Этуш сыграл роль Саахова. Буквально перед съёмками выяснилось, что в Минкульте работал сотрудник с такой же фамилией. Когда ее заменили на «Сааков», обнаружилось, что некий Сааков есть среди чиновников киностудии «Мосфильм». Поиски «политкорректной» фамилии завершились в кабинете Фурцевой, которая, по словам Якова Костюковского, потребовала прекратить разыскания: «А если бы его назвали Ивановым? У нас в Минкульте — 180 Ивановых! И что теперь? Дурака нельзя называть Ивановым? Оставить как есть!»[630] По другой версии, ленту требовали переозвучить перед самым запуском в прокат, поскольку парторгом киностудии «Мосфильм» трудился товарищ Саков. По воспоминаниям Юрия Никулина, Екатерина Алексеевна схватила телефонную трубку (именно схватила — по-фурцевски!), связалась с директором студии:

— Это что за идиотство?

— Что вы, что вы, никто и не ставил так вопрос, видимо, какое-то недоразумение, фильм уже готов и скоро выйдет на экраны[631].