подарки, тем самым завоевывая ее расположение. Ему было 37 лет и, судя по всему, ему предстояло сыграть важную роль в политической жизни Англии. Елизавета I с удовольствием приняла его под свое крыло. По словам британского историка флота Николаса А. М. Роджера, она извлекла всю возможную выгоду из «отождествления морской военной агрессии с пьянящей смесью патриотизма, протестантизма и частной прибыли». Это убеждение стало девизом Елизаветы, Дрейка и их преемников на много веков вперед.

Плавание длилось два года десять месяцев «и еще сколько-то дней, и мы видели чудеса Господни в глубинах морских, совершили много удивительных открытий, пережили много диковинных приключений, спасались от многих опасностей и преодолевали многие тяготы». Дрейка с некоторым опозданием признали первым английским капитаном, совершившим кругосветное плавание, и первым человеком, обошедшим вокруг света с тех пор, как Хуан Себастьян Элькано вернулся на потрепанном корабле с остатками команды в Севилью 58 лет назад.

Эпоха Магеллана и Испанской империи подходила к концу – эпоха Дрейка и Британской империи только начиналась.

Королева Елизавета I приняла чрезвычайные меры, чтобы скрыть этот геополитический факт. По ее распоряжению все отчеты о плавании Дрейка строго засекретили, они получили статус государственной тайны. Дрейк вместе с другими участниками плавания под страхом смерти поклялся молчать о подробностях своего путешествия, добытых сокровищах, маршрутах и планах, чтобы эти сведения ни в коем случае не просочились в Испанию.

В ознаменование успешного кругосветного плавания Дрейк преподнес королеве подарок – драгоценную подвеску. Он нашел ее (точнее, украл) где-то на Тихоокеанском побережье Мексики. Драгоценность была под стать королеве – бриллиант в оправе из золота с эмалью, украшенной силуэтом корабля с корпусом из черного дерева. Королева, в свою очередь, преподнесла Дрейку драгоценную камею со своим портретом – неожиданно щедрый подарок для простолюдина, намекавший, что Дрейк мог в будущем рассчитывать на повышение социального статуса. На портрете работы Маркуса Герард са, написанном в 1591 г., Дрейк изображен с этим украшением. В отделанном эмалью золотом футляре скрывается портрет королевы кисти Николаса Хиллиарда. На передней крышке футляра изображены два профиля – африканского мужчины и белокожей женщины, вероятно самой Елизаветы. В совокупности эти изображения намекали на союз между Елизаветой и мусульманами, способный победить их общего врага, испанцев, которые взирали на успехи Дрейка с завистью и беспокойством. Теперь испанцы знали, с каким человеком они имели дело. Фрэнсис Дрейк был бесцеремонным, безжалостным, решительным и не подчинялся никому, кроме разве что королевы Елизаветы, пленительной предводительницы еретиков.

II

Эль Драке

14

Возвращение Дракона

Испанский дипломат и шпион Бернардино де Мендоса в состоянии крайнего потрясения писал королю Филиппу II: «Я постарался как можно шире объявить о том, что Дрейк привез с собой более полутора миллионов [фунтов] добычи; новость облетела всю Англию, вызвав много сомнений и опасений. Здесь считают, это дело настолько серьезное, что может привести к огромной войне между королевой и Вашим Величеством, если ущерб не будет возмещен». Полтора миллиона фунтов могли поддерживать Англию еще много лет. Без них Елизавета протянула бы совсем не долго. Англия постоянно находилась на грани поглощения испанцами – в этом (вполне вероятном) случае Испания могла бы аннексировать островное государство, а протестантская революция потерпела бы крах.

Но положение решительно изменилось благодаря захваченному Дрейком золоту и серебру. Огромная сумма могла не только спасти Англию от бедности – она могла «привести к огромной войне между королевой и Вашим Величеством, если ущерб не будет возмещен». Даже английских государственных мужей встревожило неожиданное изменение статус-кво. «Ввиду размеров грабежа советники, не причастные к этому предприятию, стали завидовать прибыли, доставшейся другим, и горячо осуждают это дело перед королевой».

Волнения коснулись и Франции. «Принимая недавно французского посла, королева была с ним довольно резка и сообщила, что ее посол написал, что не видит никаких средств добиться умиротворения во Франции, которое должно было произойти согласно его, французского посла, неоднократным заверениям, и, следовательно, она не может, по ее словам, смотреть на это иначе, чем с подозрением». Мендоса решил извлечь из ситуации выгоду для Испании. «Чтобы усилить ее недоверие, – писал он королю Филиппу, – вызванное слухами о том, что король Франции сговаривается с Вашим Величеством, я обращаюсь с французским послом сердечнее обычного, приглашаю его в свой дом и тому подобное, что вызывает большие подозрения у королевы». Зарождающийся союз грозил распространиться на Ирландию и Шотландию, где было много католиков. Только за последние шесть недель «пятьсот английских джентльменов были отправлены в тюрьму на том основании, что они католики, и есть опасения, что, получив новости из Ирландии, они могут восстать».

Через несколько дней, 30 октября, Мендоса торопливо сообщал о новом развитии событий, не сулившем Испании ничего хорошего. «Королева приказала Дрейку вернуться в Плимут и привезти ящики с золотом и серебром, которые он оставил губернатору этого города. Несмотря на заявление, о котором я упомянул в своем последнем письме, якобы Дрейк не нанес никакого ущерба подданным Вашего Величества, они признались, что он привез 20 английских тонн серебра, по 2000 фунтов каждая, и пять ящиков полуторафутовых золотых слитков, а также огромное множество жемчужин, часть которых весьма ценные. Судя по сообщениям, поступающим из Севильи, он украл даже больше. Королева решила, что те, кто вкладывал средства в это предприятие, получат двойную прибыль, а остальная часть награбленного отправится в лондонский Тауэр».

Это были важные сведения, а названные Мендосой числа, пусть даже приблизительные, просто не укладывались в голове. Дрейк не мог привезти в Англию двадцать тонн серебра, не так ли? Однако он это сделал. Все эти ящики с золотом и серебром – испанским золотом и испанским серебром – оказались в руках англичан. Еще больше раздражало то, что Елизавета лгала о своей непричастности к этому делу, хотя все это время действовала заодно с Дрейком. Мендоса гневно требовал призвать пирата к ответу, но было слишком поздно.

При всем этом Испания почти не предпринимала попыток более основательно защитить себя от Дрейка и других пиратов. Пушки, установленные в испанских портах против набегов с моря, стояли без дела. В 1579 г. король Филипп II отправил испанского мореплавателя Сармьенто де Гамбоа, чтобы выследить Дрейка, но он опоздал – пират уже сбежал в Тихий океан, где его вряд ли удалось бы найти. Де Гамбоа утешился тем, что прошел Магелланов пролив с запада на восток (заслуживающий внимания мореходный подвиг), а затем вернулся в Испанию. Хотя Испания расширила систему конвоев для защиты кораблей