За несколько дней до этого, 5 сентября, Мендоса услышал от своего курьера, что Дрейк «прошел через Магелланов пролив». Разумеется, это не соответствовало действительности, однако новость настораживала. Хуже того, выяснилось, что он «похитил в Южном море принадлежащего Вашему Величеству золота и серебра на сумму 200 000 дукатов, и на 400 000 дукатов имущества разных купцов». О масштабах бедствия позволяло судить то, что «здешние авантюристы, ссудившие деньги и давшие корабли для его плавания, вне себя от радости, и мне рассказывали, будто в их числе есть и советники королевы. У людей здесь только и разговоров о том, что нужно снаряжаться и точно так же отправляться грабить».

Успех Дрейка означал унижение Испании. Он не просто обогнал Испанию и первым открыл отдаленные аванпосты и обнаружил новые торговые маршруты, не только превзошел Магеллана и других потенциальных кругосветных мореплавателей – этот пират самым вопиющим и беззастенчивым образом похитил у Испании огромные богатства. Следовательно, вопрос заключался в том, как привлечь его к ответственности.

Дрейк вернулся в Англию на борту «Золотой лани» 26 сентября 1580 г., при полной луне. С чувством облегчения, волнения и благодарности Флетчер писал об этом: «С радостными мыслями и с сердцами, исполненными благодарности Богу, мы благополучно прибыли в Плимут, откуда некогда отправились в плавание, продолжавшееся 2 года, 10 месяцев и еще сколько-то дней. Мы видели чудеса Господни в глубинах морских, совершили много удивительных открытий, пережили много диковинных приключений, спасались от многих опасностей и преодолевали многие тяготы в этом нашем кругосветном путешествии, пока не обошли весь мир». Он не преувеличивал. Это было потрясающее путешествие. Они добились успеха там, где Магеллан потерпел неудачу, выжили там, где он погиб в ненужном кровопролитии. Они доказали, что кругосветное путешествие действительно возможно, и Англия может воспользоваться этим глобальным морским маршрутом. Более того, они привезли с собой невообразимое состояние в золоте и серебре. Тот факт, что эти сокровища украдены у врага, доставлял особое удовольствие и Дрейку, и его высокопоставленным покровителям. На сей раз убытки Испании обернулись непосредственной прибылью для Англии.

Юный племянник Дрейка Джон в своих записках, составленных от третьего лица, упомянул один тревожный эпизод, случившийся уже на родной земле: «Прибыв в Плимут, они осведомились у рыбака, как поживает королева».

Это был вопрос исключительной важности. Почти три года Дрейк не получал никаких известий от своей тайной покровительницы. Его путешествие могло считаться успешным только в том случае, если королева по-прежнему оставалась на своем месте. Если за время, пока он был в отъезде, власть перешла в другие руки, если Елизавету свергли, или она отреклась от престола, или умерла, он мог оказаться протестантом среди католиков и лоялистом среди бунтовщиков, а его перспективы при этом выглядели бы крайне неопределенно. Но королева была жива.

За годы отсутствия Дрейка Елизавета успела пережить немало неприятностей. Она девять месяцев терпела ужасные муки из-за гнилого зуба. Английские и европейские врачи не решались лечить ее, опасаясь за свою жизнь в случае, если их усилия не увенчаются успехом. В конце концов зуб удалось вырвать, и ей стало лучше, но с тех пор Ее Величество предпочитала ходить с черными зубами, лишь бы не подвергать себя снова этой ужасной процедуре.

Кроме того, над ней дамокловым мечом висел вопрос брака и престолонаследия. Хотя со временем стало ясно, что Елизавета не родит ребенка, который сможет унаследовать трон, ее советники тем не менее отчаянно пытались выдать ее замуж. Она упорно сопротивлялась. Брак ее отца превратился в громкий показательный процесс, изменивший отношения Англии с католической церковью. В стремлении заполучить наследника Генрих VIII вел себя жестоко и эксцентрично. Выросшая в неустойчивой обстановке Елизавета усвоила, что брак с королем зачастую не дает никаких гарантий и может окончиться кровопролитием. Ей удавалось избегать опасностей супружества, оставаясь отстраненной и девственной (по крайней мере, внешне). Она говорила: «Замужество – предмет, к которому у меня никогда не было ни малейшей склонности». Вместе с тем Елизавета была способна услышать другую сторону: «Мои подданные, однако, очень упорствуют, и мне поневоле придется либо выйти замуж, либо выбрать другой путь, который очень труден» (она подразумевала целомудренную жизнь и конец династии Тюдоров). «В мире существует твердое убеждение, будто женщина не может жить без мужа – во всяком случае, многие считают, что если она воздерживается от брака, то делает это по какой-то дурной причине». Она допускала, что могла бы выйти за графа Лестера, но у него уже была жена, и даже после ее смерти они так и не поженились.

Была и иная, не менее веская причина: выйдя замуж, она мгновенно стала бы второстепенным партнером в этом союзе. Ее властный отец Генрих VIII провозгласил, что если леди «вследствие случайности станет править, то она не сможет долго оставаться без мужа, который, согласно закону Божию, должен быть ее правителем и главой и, таким образом, должен через нее управлять государством». Помня об этом предупреждении, королева избегала затрагивать эту тему. Она уходила от ответов на прямые вопросы и в общем старалась высказываться на эту тему как можно более путано и неоднозначно. Брак мог сделать ее уязвимой, и дело было не просто в подчинении мужу. Один неверный шаг, и Елизавета могла оказаться, как ее мать, на плахе, с занесенным над обнаженной шеей мечом. Имея перед глазами этот ужасный пример, она заключила: «Я предпочту просить милостыню в одиночестве, чем быть королевой при муже».

Но ей никто не поверил. После долгих поисков придворные советники, считавшие, что лучше знают, в чем состоит выгода для нее и королевства, выбрали ей партнера, рядом с которым она могла чувствовать свое несомненное превосходство. Этим незавидным кандидатом был Франсуа, герцог Анжуйский и Алансонский, младший сын Генриха II и Екатерины Медичи. Если бы его брат Генрих III не произвел на свет наследника, он унаследовал бы французский престол. Франсуа был католиком, но открыто поддерживал французских протестантов. Статс-секретарь и главный советник Елизаветы лорд Берли считал объединение династий Валуа и Тюдоров отличной мыслью, но на самом деле Франсуа и Елизавета вряд ли могли стать удачной парой.

Герцог был вдвое младше королевы – достаточно молод, чтобы годиться ей в сыновья. Кроме того, он не отличался красотой: у него был слегка искривлен позвоночник, а его мальчишеское лицо уродовали шрамы от оспы. Даже родная мать презирала его. «Я молила Бога, чтобы ты умер в детстве», – написала она ему однажды. Однако во Франции в целом благосклонно относились к идее этого