Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительная книга. На ее страницах плачут, падают на колени, целуют руки и говорят: «Кристин, золото мое бесценное, не плачь так горько»[136].
Сейчас так уже не пишут. Но разве сейчас не плачут, не стоят на коленях? Плачут. Стоят. Но написать об этом ни у кого не повернется рука. Прочитать об этом было бы почти оскорбительно. Сдержанность. Скупость. Всё загнано глубоко внутрь. Это верно. Так и должно быть. Но, может, она так любила музыку оттого, что рыдание в ней звучало не заглушенное ничем, звучало, не стесняясь себя, бесстрашно. Тут не было запретов.
* * *
– Это то же самое, что владеть Летним садом для единоличных прогулок.
* * *
В меховом ателье. Заказчица:
– Плечи какие безобразные.
– Да не сказать, чтоб безобразные… Ну, почему безобразные? Плечи, можно сказать, как плечи. Обыкновенные плечи.
– А вы, гражданка, не лезьте, не ваше дело.
* * *
Она заведовала мной.
* * *
Мысли какие-то бледные, робкие, вялые – не кровь, а сукровица.
* * *
У Гете торжествует незаконная любовь.
У Киплинга – законная.
* * *
– Ты меня обидела.
– Чем же я тебя обидела?
– Лобиком.
(Мать хмурилась).
* * *
– Она кусается лапами (про кошку).
* * *
– Ты меня жутко утешил.
* * *
– Сейчас такое веяние…
* * *
– У меня пьеса готова. Осталось только слова проставить.
* * *
Надо было, чтоб любовь выболела. Чтоб ее не стало. Надо было ее сломать, разрушить.
* * *
– Моя болезнь, знаете, как называется? Я в медицинской энциклопедии вычитал: старость – не радость.
* * *
Выпьет, крякнет: ремонт!
* * *
– Вы гуляете в одиночестве?
Высокомерно: – О, если бы вы знали, сколько друзей сопровождает меня сейчас.
Понимать ее надо было так: они мысленно с ней, она оживляет их своим воображением.
– Ну что ж, передайте им привет.
* * *
Август в Тарусе.
Ночью падают звезды. В саду слышен стук яблок, падающих с деревьев.
Днем из-за всех заборов слышен стук – оббивают бочки для засолки огурцов и капусты. Трава усеяна молодыми гусиными перьями.
Георгины, гладиолусы, золотые шары.
* * *
«Виновные будут караться вплоть…»
* * *
Я: – После того, как Тамара пошла в партком, муж к ней вернулся и теперь, говорят, носит ее на руках.
Шура: – В партком?
* * *
Я знаю женщину, которая говорит о себе: – Я пишу такую густую прозу.
* * *
У меня советский паспорт!
– Тут у многих советские паспорта!
* * *
Мне говорят: чтоб прозвучало то, что ты хочешь сказать, надо пользоваться этой терминологией. А я считаю, все эти слова так скомпрометированы, что ни до кого не доходят. А молодежь их попросту слушать не может.
* * *
– От зависимости вашей семьи… До такой шикарности мы еще не дошли.
Надо навещать сюда. Да почаще. И там будет хорошо видно.
* * *
По природе предатель…
Убийца по природе…
* * *
– Если в бабе ничего от мужика нет, это плохо. Это значит, что она баба и только баба, и курица и больше никто. А если в мужике ничего от бабы нет, это тоже плохо. Это значит, что он звероватый и злобы в нем много.
* * *
– А ты его любишь?
Подумала и ответила: – Уважаю.
– Что значит уважаю? Я б удавилась, если бы меня уважали – пусть лучше не уважает. Плевать мне на уважение!
* * *
«Но мне понравилась веселая жизнь на колесах, легкий труд; и я стал студентом прохладной жизни и опустился на дно».
* * *
– И жил он, как сказано у Лескова, в неопределенном наклонении…
* * *
Иуда, целующий Христа. Круг, вписанный в квадратную рамку. Темное, почти неразличимое лицо Христа. И фигура Иуды, змеинообразное объятие, губы, протянутые к Христу, и взор, обращенный к римским воинам[137].
* * *
«Высо́ко, как Коккинаки» – Это может прокудахтать курица, но человек это произнести не может.
* * *
– Он оскорбил его по щеке.
* * *
Цветочница с лицом убийцы.
* * *
– Если ты мертв, не берись помогать.
* * *
– И во мне всё гулом пошло – в позвоночнике гул, в мозгах – гул, в руках, в ногах, во всем организме.
* * *
В эфир ворвалась злобная, решительная, очень деловитая колоратура. Она как-то мстительно выводила свои коленца.
* * *
– Стою в вене! (Медсестра делает укол).
* * *
– Моя прелесть! Сейчас сделаем укольчик! Золотце, поработайте кулачком… так, так… Где там венка? Вот она. Разожмите пальчики, моя прелесть.
* * *
– Он глазами как вцепится…
* * *
Вкрадчивый дождик.
* * *
– Извлеки мне корень поквадратнее.
* * *
И вот она гремит, и вот гремит: «Я зарабатываю… Я покупаю…» Подумаешь! Все зарабатывают, все покупают. И еще: сядет за стол и опять гремит: «Я не голодная». А остальные, что ли, голодные?
* * *
– Дети у тебя. Зачем ты пьешь?
– Подружки такие попались. Подбивают.
– Тебе что, десять лет? Какие подружки?
* * *
– Учителя говорят: язык у тебя бедный. Читай, мол, больше. Я читаю. А что толку? Иной раз скажешь какое-нибудь такое слово из книжки, ну, например, эрудированный – ну, знаете – говорят так, например, эрудированный человек, а девчонки смеются – что это ты воображаешь о себе…
* * *
А я знаю еще слово «концентрированный», но в разговор не вставляю, стесняюсь.