алых роз. Боже, как похож на отца! — подумала она и, улыбнувшись в ответ, жестом пригласила гостя в квартиру. Переступив порог, он протянул ей розы.

— Это вам, Анна Никитична, — сказал он, приветливо улыбаясь. — Поставьте в водичку. Я не спешу.

— Спасибо, Геннадий Леонидыч, — растерянно сказала она. — Проходите, пожалуйста, садитесь за стол. А я сейчас — только ваши цветочки определю.

Он сел за стол, а она через минуту внесла старинную китайскую вазу с благоухающими розами и поставила на середину стола.

— Чудные розы. Это мои любимые цветы. Я Вам очень за них благодарна, — сказала она, садясь напротив Геннадия.

— Анна Никитична, я к Вам ненадолго. Сегодня исполняется ровно три года с тех пор, как я видел папу в последний раз. Я не мог к Вам не прийти, — сказал Геннадий и тяжело вздохнул.

— Спасибо, Геннадий Леонидыч. Я очень тронута…

Ее голос задрожал, и она отвернулась, утирая глаза носовым платочком.

— Не нужно величать меня Леонидычем. Просто Гена — и все. Анна Никитична, как по-вашему, что могло с папой случиться? — угрюмо спросил он.

— Не знаю, Гена. Ума не приложу. Я понятия не имела, куда он намеревался направиться в ту злополучную субботу. Им накануне многие интересовались. Мне он рассказывал о каком-то бизнесмене, потом о Валере Грекопопове из охранного агентства и о неком загадочном Мирославе Антоныче. Я не люблю лезть к человеку в душу, расспрашивать, выпытывать и тому подобного. Я считала, что если ему нужно со мной поделиться, он мне сам обо всем расскажет. Все ли он рассказал мне тогда, я не знаю до сих пор. Думаю, что не все. О том, что он собирался встретиться с вами на даче, я узнала уже от следователя.

Она замолчала и посмотрела на Гену. В его глазах была неподдельная печаль. Чтобы не расплакаться, она опустила взгляд и принялась рассматривать рисунок на скатерти.

— Как по-вашему, зачем ему могли понадобиться старые железки? Они слова доброго не стоили — металлолом, да и только, — спросил Гена тихим голосом, почти шепотом.

— Не знаю. И очень этому удивляюсь, — ответила она. — Я твердо убеждена в том, что он ни в чем таком не нуждался. А может быть, он помимо металлолома прихватил с вашей дачи что-то еще?

— Нет, Анна Никитична, ничего он не прихватил. Я сам уложил все оставшиеся железки в старый сундучок и вручил его папе, когда он приехал. Он в него даже не заглянул, а тут же положил в багажник и укатил. Он явно куда-то спешил. Сказал, что обещал не задерживаться. Быть может, у Вас с ним была назначена встреча? — поинтересовался Гена.

— Нет, никакой встречи он мне не назначал. В тот день он с утра возился в гараже. Потом я видела, как он около половины первого куда-то уехал — я еще на часы посмотрела. Он не сказал мне куда. Ну, думаю, значит к обеду приедет. И даже не позвонила ему на мобильник. Но он не приехал ни к обеду, ни к ужину, ни на следующий день… — ее голос задрожал, и она снова заплакала. — Простите, Гена, — сказала она, вытирая покрасневшие глаза.

— Да, загадка… Анна Никитична, как, по-вашему, папа перед этим чего-то боялся? — спросил Гена.

— Он был, мне кажется, чем-то обеспокоен. Но чтобы боялся… Пожалуй, нет. Он был слишком наивен, чтобы всерьез бояться… — она осеклась. — Простите, Гена… Ой, что это я говорю — «был»?.. Вполне возможно, что он где-то жив и здоров, а я о нем в прошедшем времени…

— Вряд ли, Анна Никитична. Скорее всего — нет… Не представляю, как там следствие работает. Где можно спрятать человека и автомобиль, чтобы за три года никакого следа не найти? — сказал Гена с необыкновенной болью и скорбью.

— Мне кажется, что в этом деле все друг друга прикрывают. Он сделал такое открытие! Совершил грандиозный переворот в науке. Многим его открытие было как кость в горле. А другие смотрели на него, как шакалы на чужую добычу. Ваш папа был гордым человеком и не хотел ни с кем делиться приоритетом. Поверьте, у него были на это все основания, — заключила Анна Никитична.

— Пожалуй, Вы правы… — согласился Гена.

— Ваш папа был… — она снова осеклась. — Ваш папа, Гена — необыкновенный человек: обладатель нескольких талантов единовременно. Прежде всего — это талант ученого-теоретика, мощнейший интеллект. К тому же, замечательный экспериментатор. Руки у него — золотые. Программист от Бога, хоть никогда этому делу не учился — умел добывать знания самостоятельно. Знал и любил несколько иностранных языков, читал на них книги, смотрел фильмы и слушал радио. А как он умел излагать мысли на бумаге! Пожалуй, каждый составленный им текстовый фрагмент — это своего рода литературно-художественное произведение. Не спорю, музыкальным слухом он не обладал и очень комплексовал от этого. Но как он чувствовал музыку! Любил оперу, симфонические произведения… — она вздрогнула и поднесла к глазам платок. — Боже, опять я о нем в прошедшем времени…

— Ну ладно, успокойтесь, Анна Никитична. Что поделаешь… А я, пожалуй, пойду, — сказал Гена и встал из-за стола.

— Да куда ж это вы, Гена? Сейчас я кофе сварю. Или чай — что вы предпочитаете? — заволновалась Анна Никитична. — Давайте посидим, поговорим еще, папу вспомним. Заметьте, я сказала «вспомним», а не «помянем»…

— Спасибо, спасибо, Анна Никитична. Меня в машине жена заждалась уже, — сказал он, очаровывая ее своей доброй широкой улыбкой.

— Так зовите ее сюда, я с удовольствием с нею познакомлюсь. У такого чудесного молодого человека и жена должна быть великолепная, — заключила она.

— Да, она у меня — умница и красавица, всем на зависть. Как-нибудь навещу Вас вместе с нею. Я был чрезвычайно рад с Вами познакомиться. Вы очень приятная, умная и преданная женщина. ПапВ не зря в вас влюбился, — сказал Гена, выходя на лестничную площадку.

— Спасибо, Гена. Вы меня, наверное, осуждаете? — спросила она, глядя в его большие и черные, как угли глаза.

— Ни в коем случае, дорогая Анна Никитична. Пути Господни неисповедимы. До свидания.

— До свидания, Гена. Мне тоже было очень приятно познакомиться. Удачи Вам.

Она закрыла за Геной дверь, вернулась в комнату и бессильно опустилась в старое кожаное кресло.

На даче у Агатовых собрались соседи, ближайшие родственники, друзья и знакомые на печальное застолье. Девять дней тому назад они похоронили Родиона Климыча. Разговаривали вполголоса. Выпили по рюмке, не чокаясь, за упокой души новопреставленного, потом еще по одной. После третьей обстановка немного разрядилась — голоса зазвучали бодрее. Заплаканная вдова, вся в черном, сидела отрешенная, ни на