— Гулякам не положено!

— А я не гулял — я в гараже трудился, — оправдывался Калинич.

— Ну, если трудился, то так уж и быть — мой руки. Мы это, конечно, еще проверим! — сказала она, ставя на стол тарелки с творогом, аппетитно сдобренным горсткой черного изюма и политым ложкой сметаны.

Калинич положил на стол визитку, оставленную Валерой, и пошел в ванную отмывать руки от гаражной грязи. Вернувшись, он застал Аню, внимательно рассматривающей визитку сквозь новенькие очки в изящной тонкой оправе из белого металла.

— И как это понимать? — с неподдельным удивлением спросила она, потрясая визиткой.

— Только что ко мне в гараж наведались трое парней уголовно-спортивного вида. Бритоголовые такие, в обтрепанных шортах, как сейчас модно. Накачанные, прямо квадратные. Огромными бицепсами поигрывают. Предлагают защищать нас от всяких бед, — ответил Калинич, садясь за стол и придвигая к себе тарелку с творогом.

— Что, рэкетиры? — спросила Аня, удивленно подняв брови.

— Нет, благодетели, — саркастическим тоном ответил Калинич, пробуя творог. — Все о нас знают. И про магазин, и про счет в банке, и что особняк подыскиваем.

— Ну и как? — спросила Аня, садясь за стол.

— Что, творог? Высокий класс. Свежий…

— Как ты прореагировал? — нетерпеливо спросила она.

— Отказался. Нечем, говорю, платить — денег нет. А они — подумайте, мол, мы не торопим с ответом. Но смотрите, чтобы потом дороже не обошлось. И так далее. Как в плохом телесериале.

Калинич замолчал и занялся творогом.

— Да… история с географией, — сказала Аня, наливая кофе в чашки. — И фамилия у него какая-то странная — Грекопопов.

— Да что в ней странного? — сказал Калинич, отхлебнув небольшой глоток кофе. — Обыкновенная фамилия. Правда, двухкоренная. Ужасно горячий кофе. Никакого вкуса не чувствуется — только ожоги делает.

— Пей осторожно — ложечкой. Тогда почувствуешь, — посоветовала Аня. — А фамилия несуразная — не Греков-Попов или, скажем, Гречко-Попов, а какой-то Грекопопов. Черт знает что.

— Да ну ее к дьяволу, фамилию эту. Что делать будем? — спросил Калинич, обжигаясь во второй раз.

— Посоветуюсь с нашим адвокатом.

— Надо, пожалуй… — согласился Калинич.

XXXVII

— Алло! Лида, здравствуй. Это Леонид говорит.

— Слышу. Не забыла пока что, — грустно ответила Лида. — Чего ты еще хочешь?

— Хочу заехать к тебе на дачу. Во-первых, намереваюсь тебе немного денег дать. А во-вторых, там, в гараже кое-какие железяки забрать. Если ты возражать не будешь. Они тебе все равно ни к чему, а мне могут и пригодиться, — сказал Калинич.

— Мне от тебя ничего не нужно. Наелась за тридцать с лишним лет. Правда, если детям… — она замялась. — Если о деньгах, то зачем их на дачу таскать? Сюда заезжай. Здесь и договоримся.

— Это еще лучше. Когда ты сможешь меня принять? — поинтересовался Калинич.

— Позвони через полчаса. Я с детьми согласую, — мрачно ответила Лида и положила трубку.

Через полчаса Калинич снова позвонил.

— Ну что, Лида? Когда можно приехать?

— Сегодня в семь вечера сможешь? Петя и Геночка обещали приехать к этому времени. Говорят, что соскучились по тебе — с удовольствием увидятся, — ответила Лида примиренческим тоном.

— Решено. Буду в семь. Я ненадолго. До встречи.

— До встречи.

Калинич уловил в ее голосе едва заметное дрожание и понял, что она вот-вот расплачется. Чтобы избежать преждевременных эмоциональных излияний, Калинич тут же прервал связь.

XXXVIII

К семи часам Калинич подогнал к Лидиному подъезду анину «мазду». Соседки, сидевшие неподалеку на лавочке, увидев его, открыто зашушукались. Калинича возмутила такая бесцеремонность, но он решил спокойно пройти мимо них — когда там он еще их увидит! Проходя, он, как и прежде, кивнул им, и они хором поздоровались в ответ:

— Здравствуйте, Леонид Палыч!

— Как поживаете?

— Спасибо, отлично, — ответил он, поспешно заскакивая в подъезд.

Калинич со щемящим сердцем подошел к двери квартиры, бывшей в течение многих лет его обиталищем. Здесь он пережил все тяготы своего бытия, здесь выросли его дети, отсюда они ушли в самостоятельную жизнь. И отсюда его, можно сказать, взашей вытолкали. Дверь нисколько не изменилась. Даже запах ее остался прежним. Калинич, впервые как посторонний, робко надавил на кнопку звонка.

Ему открыл улыбающийся Гена.

— Папа! Папочка! Как я по тебе скучаю! — говорил он, прижимая отца к груди.

— Так звони почаще, приходи — я всегда рад видеть своих деток, — тепло ответил Калинич.

Он отвернулся и тут же стал разуваться, чтобы не расплакаться, как сентиментальная барышня. Гена предложил ему знакомые тапочки, но Калинич предпочел остаться в носках.

В комнате его ожидал накрытый стол, увенчанный бутылками коньяка и шампанского.

— Добрый вечер честной компании, — поздоровался Калинич, как в былые времена, когда сыновья были еще малолетними.

— Добрый, — мрачно ответил Петя.

— Добрый вечер. Садись, Леня, — тихо со вздохом сказала Лида. — Сядем, поужинаем, как в старые добрые времена.

— Спасибо, я только что очень плотно поужинал. Кроме того, я за рулем — сами понимаете, — вежливо отказался Калинич. — А вы ужинайте — я ненадолго.

Он сел в свое бывшее кресло, расстегнул барсетку, достал толстый конверт и протянул Лиде. Та механически взяла его и положила на стол.

— Здесь пятьдесят тысяч долларов, — сказал Калинич. — Распорядишься, как пожелаешь. Охотно дал бы больше, но пока не могу. Детям я подкину еще кое-что. Позже, как только заработаю.

Все сидели в неловком молчании. Лида всхлипнула и закрыла лицо носовым платком. Чтобы поскорее закончить неловкую процедуру, Калинич обратился к сыновьям:

— Так Вы, я надеюсь, не возражаете, чтобы я забрал из гаража свои железяки?

— Да зачем они тебе? — удивленно спросил Гена. — Там хлам один остался, ничего стоящего.

— Ну, кому хлам, а кому и что-то полезное, — уклончиво ответил Калинич.

— Ты, я вижу, с говном не расстанешься, — пренебрежительно бросил Петя.

Калинич метнул на него гневный взгляд, но выручил Гена:

— Петька, имей совесть. Папа нам деньги принес, а ты такое говоришь. Извинись сейчас же!

— Нет! Он маме обязан за столько лет издевательств! — дерзко ответил Петя.

— Нет-нет, не нужно мне никаких извинений. Пете виднее. Но я все же хотел бы забрать эти самые железки, — настаивал Калинич.

— Я тебе все отдам, — мягко сказал Гена. — В субботу в два часа дня сможешь?

— Идет, — согласился Калинич. — Я тебе на мобильный позвоню перед выездом. Ну, вот, собственно, и все. Позвольте откланяться.

Калинич поднялся и, попрощавшись кивком головы, направился в прихожую, где стояли его туфли. В это время из спальни, шаркая ногами и громыхая клюкой, вышла бывшая теща. Увидев Калинича, она скривилась во злобе и с дикой ненавистью прошипела:

— Опять ты, змей пролетимый, сюда притащился! Когда ты уже нас в покое оставишь, гад