убеждаться в критическом состоянии пассажира. Дауд не выглядел ни болезненным, ни измученным, а его темная одежда скрывала кровь. Он сидел умиротворенно, прислонив к окну голову. Будто ему просто хотелось спать, словно он просто смертельно устал.

Мимо них навстречу промчалась группа захвата и несколько патрульных машин для оцепления, но Адлер знал: они опоздали. Все до единого в том доме мертвы, а значит, только у него есть возможность не дать маньяку совершить свое последнее убийство…

Увидев быстро приближающийся свет огней скорой помощи, он ударил по тормозам и перекрыл дорогу. Покинув машину, поднял на руки Дауда и поплелся навстречу.

Скорая остановилась.

На время Дауд вернулся в сознание. Приоткрыв глаза, он увидел медленно приближающийся свет огней. В последнее время он боялся, что без него свет погаснет, а теперь увидел: их было два. Он из темноты протянул руку к одному из них, и тот в ответ отблагодарил теплом. «Их всегда было двое, а значит, если один умрет – не страшно, – подумал он, – ведь второй продолжит светить». С этой мыслью он закрыл глаза. На передней фаре кареты скорой помощи остался отпечаток его руки.

Вышедшему навстречу фельдшеру вид крови был не впервой. И все же врач растерялся, потому что такого количества крови на живых он еще не встречал.

Адлер помог положить Дауда на кушетку, затем завалился в карету сам. Фельдшер прекрасно понимал: посторонним внутри скорой не место, но в оружии он не разбирался совсем, потому отведенный назад затвор торчавшего из-за пояса пистолета не сказал ему ни о чем. К тому же при данных обстоятельствах не было ясно: нуждается ли в помощи сам полицейский – его рубашка на груди стала бордовой, и лишь светло-голубой ворот выдавал ее реальный цвет.

–Вы обязаны спасти его, – сказал полицейский, закрывая за собой двери.

Фельдшер кивнул, приказал трогать и передал по рации: «Мужчина, около 40 лет, множественные раны в брюшной полости, глубокий порез на шее, большая кровопотеря».

Адлера не покидала до простоты нелепая и в то же время уместная мысль: чтобы жить, не обязательно воскресать. Достаточно не погибнуть.

– Все плохо, – произнес он, – но Вы обязаны попробовать его спасти, потому что, окажись он на Вашем месте – боролся бы за Вас до конца.

Фельдшер знал: люди умирали и при куда меньших ранениях. С другой стороны, если в мире есть место чуду – почему бы ему не случиться сейчас?

Карета скорой помощи неслась к больнице, нарушая сиреной тишину и разрезая мрак светосигналами. Люди, чей покой она прогнала, недовольно пялились в окна, провожая ее десятками заспанных глаз. Но к их общей радости, вскоре водитель выключил сигналы и сбавил скорость. Ему больше незачем было спешить.

Глава 36: Реабилитация

Он сидел в приемном покое военного госпиталя, сложив руки перед собой и немного склонившись вперед, как обычно сидят пациенты с болью в желудке. Но его лицо не выражало боль. Оно не выражало даже внутреннюю пустоту. Даже губы, привыкшие постоянно что-то безгласно нашептывать, теперь замолчали. На них повисла незажженная сигарета. Посетители то и дело обращались с просьбой не курить на территории учреждения, на что он никак не реагировал, ведь фактически, он и не курил.

С бинтов и торчащей из-под повязки шины больше не капала кровь. Хирург, осматривавший руку, сказал: если бы не крепкая оправа часов – остаться ему без руки. А так – лишь ушиб и трещина лучезапястной кости. Отпуская его, врач наказал не снимать повязку пару недель.

В последний раз телефон в его нагрудном кармане вибрировал несколько часов назад, и ему совсем не нужно было доставать аппарат, чтобы узнать, кто его разыскивает. Ежеминутно мимо проходили пациенты, врачи и уборщики, но он, подобно аутисту, не обращал на них никакого внимания. А, впрочем, теперь он не был уверен в том, что здоров. Так и не поняв до конца, являлось ли минувшее реальностью, галлюцинацией, или очень ярким и продолжительным сном, в одном Адлер не сомневался: именно в таком мире ему дальше жить.

Вошедший в помещение заместитель Куроки сверил свои часы с настенными. И те, и другие показывали без четверти шесть. Следом появился измученный сменой санитар, и принялся кормить шумный кофейный аппарат монетами. Дождавшись, когда тот закончит процедуры с напитками, Куроки уселся напротив своего подопечного, попытался завести диалог:

– Помнится, однажды начальник мне как-то сказал: с какими сложностями ты бы ни встретился в своей практике, знай, в моей бывало и хуже. А теперь даже и не знаю…

Адлер не нашелся ответом, продолжая, лишь изредка моргая, пялиться куда-то вперед.

Еще с минуту Куроки не решался нарушить повисшую тишину, затем спросил:

– Как рука?

– Что?

– Твоя рука, – указал он кивком на шину.

– А, это, – он точно уже и забыл. – Болит.

– Ясно. А что с Даудом Бенешем?

Глаза следователя забегали из стороны в сторону, после закрылись:

– Мертв.

– Мне жаль.

– Да Вам то что? Это же не Вы в него целились.

– Ты же понимаешь, что не виноват?

– Вас там не было, так что оставьте меня в покое.

– В нашей работе иногда случается…

– Я говорю, – перебил его Адлер. – Вас там не было!

Проходящий мимо приемного покоя доктор, услышав возглас, остановился и скорчил недовольную гримасу. Однако, увидев на себе взгляд полицейского в одежде, пропитанной кровью, решил оставить недовольство при себе.

– Я держал пистолет прямо напротив его лица, – сказал следователь, – и, клянусь богом, я бы вышиб ему мозги, если бы меня не остановили!

Как и полагается начальнику, Куроки проявил сдержанность.

– Главное, что ты этого не сделал.

Адлер отмахнулся и потер ладонью сонное лицо. Беседа казалась ему бесполезной и утомительной.

– Думаю, – сказал Куроки, – тебе будет приятно знать, что все подозрения с Дауда сняты.

– Не забудьте сообщить об этом и ему.

Несколько секунд Куроки что-то обдумывал, расчесывая ногтями затылок, затем вдруг произнес:

– Не настолько же…

– Что?

– Полицейский в силу своей усталости или рассеянности оставил оружие в месте, доступном для посторонних. Преступник, завладев его оружием, воспользовался им при ограблении. Вопрос: настолько же виновен полицейский, насколько виновен преступник? Тест, который я задал тебе в начале расследования… я склонен полагать, что полицейский виноват не настолько же.

Адлер задумался.

– Почему? – спросил он.

– Разница в мотиве: в действиях полицейского не было злого умысла, а у преступника был.

– Выходит, я провалил тот тест.

– Не совсем. На самом деле это тест на скорость принятия решений в критической ситуации. В нем нет правильного ответа, – он поднялся, готовясь к выходу. – Приведи