— Да, Скотт. — И собственный голос донёсся до её ушейиздалека.

Он берёт одну из бумажных салфеток, которые им дали в отелевместе с ленчем, и вытирает шиза. Когда отрывает салфетку от лица, ужеулыбается.

— Пол сказал мне, чтобы я хорошо себя вёл, пока он сходит в«Мюли», и я сделал то, о чём просил Пол. Я всегда так делал. Ты знаешь?

Она кивает. Ты хорош с теми, кого любишь. Ты хочешь бытьхорошим с теми, кого любишь, потому что знаешь: твоё время с ними будет слишкомкоротким, как бы долго оно ни длилось.

— А когда он возвращается, я вижу, что он принёс две бутылки«Ар-си», и знаю, что он собирается сделать хороший бул, и для меня это счастье.Он велит мне идти в мою спальню и полистать книги, пока он будет его делать. Вспальне я сижу долго и знаю, это будет длинный хороший бул, и для меня это тожесчастье. Наконец я слышу его крик: мне нужно пойти на кухню и посмотреть настол.

— Он когда-нибудь называл тебя Скутером? — спрашивает Лизи,— Только не он, никогда. К тому времени, когда я добираюсь до кухни, его тамнет. Но я знаю, что он наблюдает за мной. На столе лежит клочок бумаги и на нёмнаписано «БУЛ!». А ещё там написано…

— Одну секунду, — говорит Лизи.

Скот смотрит на неё, изумлённо приподняв брови.

— Тебе тогда было три… ему — шесть… или ближе к семи…

— Да…

— Но он мог писать маленькие загадки, а ты мог их прочитать.Не только прочитать, но и сообразить, о чём речь.

— Да? — Брови Скотта поднимаются ещё выше, как бы спрашивая:«А что тут такого?»

— Скотт… твой безумный отец понимал, что он измывается наддвумя долбаными вундеркиндами?

Скотт удивляет её, откидывая назад голову и хохоча.

— Да такая мысль просто не могла прийти ему в голову. Простослушай, Лизи. Потому что это был самый лучший день моего детства, возможно,потому, что это был такой длинный день. Должно быть, кто-то в «Гипсам» серьёзнонапортачил, и моему старику пришлось работать сверхурочно, не знаю, но домпринадлежал нам с восьми утра до заката…

— И никакой няни?

Он не отвечает, но смотрит на неё так, словно у неёпомутилось в голове.

— Никакой соседки, которая могла заехать, чтобы посмотреть,как вы там?

— Наши ближайшие соседи жили в четырёх милях. «Мюли»находился ближе всего. Отцу это нравилось, и, поверь мне, всем, кто жил в техместах, нравилось тоже.

— Ладно. Расскажи мне вторую часть. «Скотт и хороший бул».

— «Пол и хороший бул». Великий бул. Превосходный бул. —Воспоминания разглаживают его лицо. Противовес ужасу на скамье. — У Пола былблокнот с разлинованными страничками, блокнот производства компании «Деннисон»,и когда он делал станции була, то вырывал страничку, а потом делил на части полинейкам. Чтобы блокнота хватило на большее время, ты понимаешь?

— Да.

— Только в тот день ему пришлось вырвать две, а может, и тристранички, Лизи, таким длинным был тот бул! — В этом радостном воспоминанииЛизи видит, каким он был ребёнком. — На полоске бумаги, что лежала на столе, япрочитал: «БУЛ» — на первой и на последних полосках обязательно присутствовалоэто слово, а ниже, под этим словом…

Прямо под словом «БУЛ» ещё одна строчка, большими заглавнымибуквами, аккуратно выведенными Полом:

1 НАЙДИ МЕНЯ БЛИЗКО В ЧЕМ-ТО СЛАДКОМ! 16

Но прежде чем думать над этой загадкой, Скотт смотрит напоследнее число, 16, смакуя его. Он переполнен радостным волнением. Преждевсего он знает, что Пол никогда не обманывает. Если он обещает шестнадцатьстанций, значит, будет пятнадцать загадок. Если Скотт не сможет с какой-то справиться,Пол поможет. Крикнет из того места, где будет прятаться, жутко пугающим голосом(это отцеголос, хотя Скотт поймёт это лишь много лет спустя, когда будет писатьжутко пугающую историю, «Голодных дьяволов»), и его подсказки обязательнопозволят Скотту сообразить, чего от него хотят.

Найди меня близко в чём-то сладком.

Скотт оглядывается и тут же задерживает взгляд на большойбелой сахарнице, которая стоит на столе в полосе солнечного света. Ему нужновстать на стул, чтобы дотянуться до неё, и он смеётся, когда Пол кричит своимжутким отцеголосом: «Не просыпь его, неумеха!»

Скотт поднимает крышку, и на сахаре лежит ещё одна полоскабумаги, с ещё одной загадкой-указанием, написанной заглавными, аккуратнымибуквами:

2 Я ТАМ ГДЕ КЛАЙД ИГРАЛ С КЛУБКАМИ НА COЛHЦE

До весны Клайд был их котом, и оба мальчика любили его, ноотец не любил, потому что Клайд протяжно мяукал, когда его не впускали в домили не выпускали из него, и хотя мальчики не говорят об этом вслух, они знают,что кто-то, куда больше и злее, чем лиса или бродячий пёс, расправился сКлайдом. Но, так или иначе, Скотт знает, где Клайд играл на солнце, и торопитсятуда по коридору, не удостоив пятна крови под ногами или ужасную скамью дажевзглядом (ну, может, только одним). На заднем крыльце стоит большой просиженныйдиван, из которого идут странные запахи, если сесть на него («Он пахнет какжареный пердеж», — как-то сказал Пол, и Скотт смеялся, пока не надул в штаны.Случись это при отце, надуть в штаны означало БОЛЬШУЮ БЕДУ, но отец был наработе). Скотт прямиком направляется к дивану, где Клайд обычно лежал на спинеи играл с клубочками шерсти, которые Пол и Скотт трясли над ним. Клайд, пытаясьсхватить клубки передними лапами, отбрасывал на стену гигантскую тенькота-боксёра. Там Скотт встаёт на колени, одну за другой приподнимаетпросиженные диванные подушки и заглядывает под них, пока не находит третьюполоску бумаги, третью станцию була, которая направляет его…

Не важно, куда она его направляет. Важно другое — день,заполненный предстоящими долгими поисками. И вот два мальчика проводят утро,бегая по осевшему, неухоженному фермерскому дому и вокруг него, тогда каксолнце медленно поднимается к не отбрасывающему тени зениту. Это безыскусныйрассказ о криках и смехе, и пыли во дворе, и носках, медленно слзающих, покаони не лягут складками вокруг грязных лодыжек; это история двух мальчиков,которые слишком заняты, чтобы пойти по малой нужде в туалет, вот почему мочаорошает южную стену дома. Это история о маленьком мальчике, который совсемнедавно избавился от подгузников, собирающем полоски бумаги: у подножиялестницы, ведущей на чердак амбара, из-под ступеней заднего крыльца, из-завыброшенной во двор сломавшейся стиральной машины «мейтаг», из-под камня,лежащего рядом с высохшим старым колодцем. («Не свались в него, ты, маленькийнедотёпа!» — слышится жуткий отцеголос, доносящийся из высоких сорняков, чторастут на краю бобового поля, которое в этом году оставили под паром.) Инаконец Скотт получает последнее указание: