можно синтезировать прямо в желудке, как и любую еду, если вдруг восхочется вернуться к древним ритуалам поглощения и переваривания пищи.

Не чинясь, она взяла чашку, хотя теперь, когда уже знает, что я разглядел в ней сингуляра, могла бы и не ритуальничать с таким лохматым дикарем, как я, сделала большой глоток, поглядывая поверх фарфорового края на меня большими серьёзными глазами.

– Все в порядке, – сообщила она. – успокойся, ты всё делаешь правильно.

Я взглянул в изумлении.

– Правильно? Мне кажется, я вообще перестал соображать…

Она допила кофе в два больших глотка, опустила чашку на стол, но взгляд с меня не сводила.

– Правда? А мне кажется, ты выбрал лучший вариант. Дело в том, что абсолютно верной линии нет, увы. Ты выбрал лучший путь из возможных. И придерживаешься.

– А нет ли, – спросил я, – в моих действиях… нечестности? Всё-таки все равны…

Она покачала головой.

– Да, но жалование было выше у тех, кто работал больше и старательнее. Воскрешение по твоему методу можно рассматривать как бонус тем, кто трудился усерднее, кто принёс обществу пользы больше…

Я перевел дыхание.

– Спасибо. В самом деле отлегло. Вы дали нам техническую возможность, но как взять и воскресить всех людей на свете, не зная, что с ними делать, куда поместить?.. Как им дать лучшее из того, что можем?..

Она сказала мягко:

– Идеального решения нет, но из доступных, как уже сказала, ты выбрал лучшее. Цивилизацию создавали учёные, но без спартанцев не знаю, состоялась бы?.. Потому всё верно, ты нащупал из множества тропинок лучшую, пусть и не совсем идеальную.

– Точно? – переспросил я с надеждой.

– Точно-точно, – заверила она. – Идеал в данном случае достижим ли?.. Главное, не отступил. Все оставили тебя, а ты сделал работу за всё ваше общество.

Я всмотрелся в её безмятежное лицо, милое и такое как бы беспечное.

– Гавгамел, – произнес я, – не сам ушёл?

Она ответила с некоторой запинкой:

– Сам. Правда, помогли…

– Ага!

– … но только после того, как он возжелал.

Я спросил с подозрением:

– Почему?.. Могли бы и без желания. Вы же видите всё и всех до последнего атома… И всё в вашей власти.

Мне показалось, что в её взгляде промелькнуло нечто вроде осуждения, даже голос чуть изменился:

– А ты чужие письма читаешь?..

Я спросил враждебно:

– А это при чём?

– Так и мы ничего не меняем, – ответила она кротко. – И даже не подсматриваем за вашей жизнью. Откликаемся на ваши призывы, да и то лишь в одном случае…

– Понял, – прервал я. – Гавгамел давно хотел. Но я… не помню, чтобы призывал!

Она чуть опустила взгляд, голос стал мягче:

– Даже ты призывал. Молча. Но всё громче и настойчивее. Потому Гавгамелу просто открыли дверь, а с тобой нужно было сперва решить, готов или это только некие смутные порывы кистепёрого бабуина.

– Ну спасибо, – сказал я, – обрадовала. Значит, я бабуин?

Она улыбнулась.

– Бабуинство есть в каждом. Даже у тех сингуляров, что ничего из себя не вычистили с момента Перехода.

– Но есть и те, что вычистили всё?

– Есть, – согласилась она. – Мы тоже разные. Думаю, ты сам увидишь достаточно скоро.

Сердце моё застучало чаще, но я сжал его в волевом кулаке и ответил с достаточной твердостью наследника великой Спарты:

– Мне нужно закончить дело Фёдорова.

Она улыбнулась.

– Подходи творчески. Извини, у нас что-то серьёзное, нужно отлучиться…

Я не успел открыть рот, как исчезла с той же непостижимой скоростью, словно выключили экран на стене.

– Подхожу, – пробормотал я в пустоту. – Творчески. Но как же хреново, когда никто не страхует!

Глава 13

В новостях проскользнуло, что в небе исчезло с десяток звёзд, там непонятки. Космос трещит, даже на Землю докатываются волны космических бурь в виде северного сияния в южных широтах и перепадов атмосферного давления.

Экологи молчат, то ли не в состоянии оценить ущерб, что тоже непонятно, раньше поднимали крик в любой ситуации заранее, а сейчас как воды в рот набрали. Или им доступны исследования, что на Земле ни один таракан не повредит себе копыта из-за контролируемого взрыва Бетельгейзе, но тогда должны бы протестовать против нарушения экологического равновесия вселенной.

Но что нам звёзды, я вообще-то ни одной не помню, хотя в детстве каждый из нас знал хотя бы два десятка, а Большую Медведицу находил каждый школьник, как и Полярную.

На небо перестали смотреть с появлением смартфонов, а потом и вовсе что нам небо. Мы сами небо, а наверху сейчас сингуляры трудятся, сумасшедшие, ещё не осознали, что уже можно вернуться в рай, откуда нас выперли на заре людства.

Хотя, конечно, они заявляют, что труд им в радость, но брешут, брешут, труд всегда был гнётом, ещё Господь сказал Адаму, пинком выбрасывая из рая: «В поте лица своего будешь есть свой хлеб», а мы теперь снова в раю, так зачем труд?

Я так говорю, как и другие, но знаю, всех нас скребёт недобрая мыслишка, что труд бывает и в радость, но только если немножко и по желанию.

Потому и заявляем о своей позиции так громко и уверенно, никто не желает признаваться в ущербности.

Постепенно осмелел и вырвал из прошлого Авиценну, Гиппократа, Аристотеля, Демокрита, Архимеда, им придётся дольше добираться до нашего мира, чем Ньютону или Копернику, но, уверен, доберутся, такие не останавливаются на радостях мелочного быта.

А там, как теперь понимаю, уже они в нашем мире, когда достигнут и освоятся, могут заняться тем, что начнут воскрешать своих родных, близких, лучших людей страны или общины. Воскрешение преступников отставим на потом, вопрос сложный, сперва нужно прийти к консенсусу, что с ними и как дальше.

Ванда вышла из пространства так близко, что я ощутил её тепло и светлое дыхание, кончиками солнечных пальцев коснулась моего плеча.

– Устал?.. На тебе лица нет. Сколько человек сегодня?

– Семнадцать, – сообщил я. – Да, увлёкся. Теперь понимаю, почему у меня руки трясутся.

– Ты совсем выжат, – сказала она мягко. – Не торопись.

– Надо, – ответил я. – А то начну раздумывать над каждым, остановлюсь вовсе, как сороконожка, у которой спросили, с какой ноги нужно начинать бег. И так вроде бы не по Фёдорову…

– По нему, – возразила она. – Это как раз по-человечески – воскресить сперва тех, что трудился на будущее, возвышал род людской, кому мы обязаны всем. Это справедливо!.. А остальных потом, как бы в виде социального пособия. Из милосердия.

Я сказал слабо:

– Но остальные тоже человеки…

Она сказала мягко:

– Тоже, но на пособии. Из гуманности. По заслугам да воздастся