шеф, это Казуал наш ни на что не годен, а я годен на всё!.. Даже замочить кого могу. Правда, в виртуале второго порядка… Но остальные уже и в виртуале не могут, элои чёртовы. И от нашего дела устранились, трусы?

– А ты не? – спросил я и кивнул на стол, где и на полу куча бутылок, уже пустых.

– Ничуть, – отрезал он трезвым голосом. – Не проходит сложное решение, берись за простое! Всех воскрешённых в виртуал!.. А там пусть хоть сами друг друга поубивают! Ещё раз воскресим. Это же здорово: Пушкин есть, а проблем нет!.. Игра как бы.

– Весь мир игра, – сказал Казуальник глубокомысленно и добавил навязшее в зубах с детства, – а люди в нём актеры. А то и вовсе артисты, простите за бранное слово.

– А лошади кушают овес и сено, – добавил Тартарин услужливо. – Спасибо, кэп, ты достойный правнук человека в футляре.

Некстати вспомнился старый фильм «В степях Украины», там председатель колхоза «Вперёд к коммунизму!» убеждает председателя колхоза «Тихая жизнь», что нужно быстрее переходить от социализма к коммунизму, а тот, сытый и довольный, как толстый кот, поглаживал себя по животу и отвечал с улыбочкой, что ему и при социализме хорошо, куда торопиться, доберемся и до коммунизма, дай пожить, не надрывая жилы.

Так вот и мы, фёдоровцы и не фёдоровцы, как бы не торопились, а на самом деле просто побаивались, что прогресс слишком уж скакнул, сингуляры уже не люди, у них там вообще всё нечеловеческое, и живут не на земле, а то ли на Луне или Марсе, то ли вообще в пространстве космоса, превратив себя в силовые поля.

И потому те, что стали сингулярами, стремительно уходит всё дальше, а мы вообще застыли, хотя останавливаться не собирались, просто намеревались идти не такими уж дикими прыжками.

А кто стоит на месте, того несет взад.

– Ладно, – сказал я, – пойте и пейте. А я пойду, пойду… Но хоть завтра соберёмся? Уже не о долге говорю, что вам долг, вы же демократы, просто прошу!.. Давайте продолжим нашу работу.

– Шеф, – возопил Тартарин обиженно, – куда пойдёшь, мы тебя ещё не послали! По крайней мере, вслух!

Я махнул рукой и с некоторым усилием проломился через разреженное пространство в свой дом и в свою комнату.

На душе едкая горечь, что-то с нами не так, трудности бывали и раньше, но преодолевали, а сейчас какое-то позорное отступление после первой же попытки, даже не пытаемся напрячься и решить…

В голове туман, с некоторым усилием воссоздал в памяти облик Ванды. Возникла посреди комнаты, как живая, только первые две секунды через её тело просвечивала цветная стена, но когда опустилась чуть ниже и подошвы коснулись пола, ощутилась вполне реальной.

Что-то в ней странно знакомое, хотя с виду самая обыкновенная. Даже слишком, сейчас таких нет, женщин упорно строят свои тела под меняющие стандарты моды, и хотя все разные, но все одинаковые, а эта как будто с другой планеты, но пока что жизнь есть только на Земле, даже Марс не в счёт, он тоже Земля.

– А это, – спросил я, повторяя вопрос, – невмешательство в наш мир… это так проявляется у сингуляров уважение к нам… или безразличие?

Что ответит, уже помню, просто всматриваюсь и вслушиваюсь теперь внимательнее. Вроде бы не прячу воспоминания о детстве, но всё же наши приключения с уличными дружбанами не на поверхности, а она упомянула так, словно только вчера видела, как мы валяли дурака.

Она улыбнулась, и хотя это только моё воспоминание, но, однако, мелькнула пугающая мысль, что всё понимает, чувствует, что я о ней думаю, и даже старается облегчить мне понимание, но что-то не слишком, не навязчиво, мы цепляемся за свои свободы, а это признак несвободности…

– Уважение, – заверила она тихим голосом. – Правда-правда. Знаешь ли, проще уважать вот так издали. А сближение…

– Обязывает?

Она кивнула.

– Вот-вот. У сингуляров что, поинтереснее дел нет?.. Ты же помнишь, как перестал общаться с ребятами из бригады слесарей?.. В универ поступил, новые друзья появились, поинтереснее, поумнее…

Я слушал, всматривался в нее, поворачивал во все стороны, но это лишь моё воспоминание, вовнутрь заглянуть никак, а говорит она почти теми же словами, хотя и не точь-в-точь, что странно, то ли у меня глюки, то ли мозг воссоздаёт главное, а в разговоре не придерживается точности.

Она сказала неожиданно:

– А ты чего в этих четырёх стенах?

– Что предлагаешь? – поинтересовался я. – На речку?

Она сказала мягко:

– Почему нет? Ты её тоже помнишь лучше, чем первый визит в Бангладеш…

Тоже, сказал мне внутренний голос. Значит, и у неё с ней что-то связано. Догадка выныривает из клокочущего океана мыслей и чувств, но я тут же топлю взад, слишком нелепая, хотя других вообще нет, даже самых диких.

– Хорошо, – сказал я, – пойдём?

Она сказала тем же тёплым голосом:

– Лучше перейдем. Я не настолько держусь традиций…

Я не успел кивнуть, но она уловила мое согласие ещё до момента, как оно оформилось, моя не такая уж и тесная квартира исчезла, пахнуло свежим воздухом.

Ноздри уловили ароматы цветущей сирени, синее сияющее небо отсвечивает на землю голубыми искрами, под ногами мягкая зелёная трава, от ступней пошёл лёгкий спуск к неспешной реке, вижу, как с грациозной ленцой выпрыгивает рыба, хватая комаров.

Я покосился на Ванду, уже не воспоминание, реальная так умело и незаметно подменила его собой, что могу только таращить глаза, как рыба, что разевает рот, но не слышно, что поёт.

– Здорово у тебя получается, – сказал я осторожно.

Она изумилась:

– А у тебя не так?

– Не так чисто, – ответил я.

– Это потому, – сказала она обстоятельно, – что ты самец. А мы, женщины, всё делаем тщательнее. Хотя ваш мир бывает ярче, но наш… отшлифованнее. Добротнее.

Она снова села на траву так же легко и неспешно, с милым простым лицом, никакой косметики, обхватила руками колени.

– Хорошо здесь.

– Да, – ответил я и сел рядом, – и простор до самого горизонта… Только небо несколько не совсем.

Она поинтересовалась живо:

– А что не так?

Я пояснил:

– Взрослые редко на небо смотрят, но я всё же заметил, что часть привычных с детства звёзд исчезла, на месте других чёрт-те что…

– И что, – сказала она безразлично. – Пусть. Мало ли что там.

Я пробормотал:

– Но скорость света… вроде бы хоть и ого-го, но даже от ближних звёзд свет к нам годами!.. А от дальних сотни тысяч лет… То, что видим в небе, это же было тысячи тысяч лет тому! Если