Он насторожился, ибо из башни вышли трое уверенных в себемолодых мужиков, нагловатых, как бывают наглыми холопы только сильных хозяев,которые ни перед кем не гнутся.

Все трое шли плечо в плечо, Олег прижался к забору, но один,самый низкорослый, но толстый, как молодой бычок, все равно притер к кольям, апотом еще и оглянулся:

— Ах, ты еще и пихаться?

— Ребята, — сказал Олег тоскливо, — у вас впереди корчма,там и погуляете. И подеретесь всласть. Мне не до того. Пустите...

Двое уже прошли, нетерпеливо оглядывались, а этот, которомупокуражиться было невтерпеж, до корчмы еще дойти, заорал ликующе:

— Ах ты ж морда неумытая!.. Лось рогатый!.. Кабанхудосочный!.. А ну, снимай свое тряпье!

Олег спросил тихо:

— И что ты с ним будешь делать? Наденешь?

— Ах, — вскрикнул мужик радостно, — он еще и дразнится! Тыдальше пойдешь голым, вот что!

Он выхватил из-за пазухи длинный нож, которым на кухнеобычно разделывают рыбу. Движение было быстрым, привычным, даже пригнулся так иразвел руки слаженно и ловко, явно уже не раз пугал прохожих.

Двое других нетерпеливо ждали. Олег со злостью смотрел нанож в его руке. Из глубин груди поднималась тяжелая черная злость. Мужикапонять можно: всяк недолюбливает того, кто выше ростом, шире в плечах, а когдаможно побить такого, то потом и лебеда покажется сладким мясом, и все болезнипройдут, и даже горбатая спина выпрямится.

Олег все это понимал, но и ему не сто лет, когда понять,значит — простить, сам говорил его учитель Боромир, он сам не узнал свой голос,тяжелый и полный ненависти:

— У тебя в руке нож... Ты можешь им ранить.

Тот захохотал:

— Ты прав. Еще как ранить! И я это собираюсь сделать.

Олег сказал сдавленно, глаза его не отрывались от блестящеголезвия:

— Кто собирается ранить другого, должен быть готов к тому,что ему сломают руку с ножом. Ты готов?

Мужик оскалил зубы:

— Ах, ты еще шуточки умеешь? Попробуй сломай.

— Скажем, — проговорил Олег медленно, — сломаю... Да,сломаю...

Блеснуло лезвие. Холоп был быстр, очень быстр. Если бы Олегродился не в лесу, а в этом городе, то нож бы вонзился под левое ребро, адлинное узкое лезвие вошло бы в сердце.

Его пальцы перехватили запястье. Он с наслаждением услышалхруст костей. Сдавил без нужды еще, чувствуя, как в ладонь брызнуло мокрым игорячим, перехватил другой рукой, заломил. Холоп выгнулся с криком, побелел,привстал на цыпочки. Пальцы бессильно разжались, нож выпал и звонко ударился отвердую землю.

— Поздно, — процедил Олег с торжеством. — Поздно!

Кость затрещала, острые обломки прорвали белую плоть, краявысунулись, быстро наполняясь кровью. Молодой холоп закричал от боли и ужаса,никто никогда не видел, чтобы руку ломали так холодно и спокойно.

Олег перехватил чуть выше, снова треск, кровь брызнулатонкими струйками, а когда отпустил, холоп, шатаясь, попятился, держа сломаннуюруку на весу, подвывая от ужаса. Кровь хлестала, чвиркала тонкими струйками. Наземле оставались кривые красные, быстро темнеющие полоски.

Мужики, что было бросились на помощь, замерли, словноналетели с разбегу на незримую стену. Олег оскалил зубы, оба тут же попятились.Лица их стали белее мела. «Черт, что же у меня с лицом», — успел подумать он,стараясь погасить нелепую и стыдную для мудреца ярость.

— Как хорошо, — сказал он сквозь стиснутые зубы, — что вы нетакие... Или такие?

У одного стучали зубы так, что слышно и за забором, а второйпролепетал жалко:

— Нет-нет, не такие!.. Мы две недели без отдыха... неразгибая спин... без бражки и баб... вот хозяин отпустил...

— И я отпускаю, — ответил Олег.

Он отвернулся, постучал в массивную дверь. Слышно было, какискалеченного подхватили, бегом не то унесли, не то уволокли. Крики ипричитания удалились и стихли. Он прислушался, постучал снова. Когда неответили, начал настойчиво колотить ногой. Звуки были глухие, тут же гасли,тонули в толстых бревнах.

Он чувствовал, как, все еще не остыв от нелепой стычки,снова начинает злиться. Должны бы заметить, иначе как приходят зеленщики,молочники? В такой башне колдун не один! Он уже ругался в голос, когда,наконец, с той стороны послышались размеренные шаги. Кто-то неспешно топалподкованными сапогами по каменным плитам.

С той стороны двери прорычал такой грубый голос, что Олегсразу как наяву увидел поперек себя шире мордоворота, в кожаной шапке, кожаныхдоспехах и в портках из толстой бычьей кожи:

— Кто там?

— Странник, — ответил Олег смиренно.

— Пшел вон.

Слышны были удаляющиеся шаги. Олег постучал снова. Неответили, он стал бить кулаком, а потом уже ногами. Дверь затряслась,металлические скобы жалобно звенели. Она прогнулась, толстые шляпки началивыдвигаться, словно грибы после теплого дождика. Наконец снова послышалисьнеторопливые шаги очень уверенного человека. Тот же грубый голос проревелраздраженно:

— Кто там колотится?

— Странник — ответил Олег, — я хочу пообщаться с хозяином.

За дверью рык стал громче, грубый голос проревел со злобой:

— Погоди, сейчас открою. Сам пообщаюсь...

Звонко звякнули запоры, настоящий металл, потом загремелвторой засов. Дверь со скрипом пошла в сторону. За порогом стоял грузный мужик.Голова вросла в широкие плечи, грудь как дубовая колода, живот ниже колен.Свинячьи глазки вытаращились на исхудавшего молодого парня с голоднымипечальными глазами.

— Ты еще здесь?

— Ты вышел пообщаться, — напомнил Олег. — Общайся, а затем яхотел бы с хозяином...

Мужик взревел, схватил наглеца за края волчовки. Олег недвигался, мускулистая рука напряглась. Мужик покраснел от натуги, затем кулаклевой руки метнулся в лицо Олега.

— Это ты зря, — сказал Олег.

Он качнулся вбок, а его правый кулак погрузился в огромныйживот так глубоко, что зашиб костяшки о позвоночник. Мужик тяжелой грудойрухнул под ноги. Олег с натугой поднял, поставил на ноги, дал пинка. Мужиккубарем влетел в полутемные сени. Олег захлопнул за собой дверь:

— Где хозяин?

Опозоренный страж, распростертый на полу в луже своихкровавых соплей, прошепелявил разбитым ртом:

— Я... счас... счас, господин... позову...