— Да, Андерссон довольно распространенная в Швеции фамилия,— сказала Сигрид, на этот раз не улыбнувшись.

Она выжидательно смотрела на Дронго, словно предугадывая егоследующую фразу.

Но в этот момент в разговор вмешался Роудс, и слова, которыепросто обязан был произнести Дронго, она не услышала.

— У вас есть где остановиться в Москве? Или вы будете жить снами в отеле?

— Конечно, у меня есть своя квартира, — кивнул Дронго, — ноя буду жить вместе с вами. И не из соображений экономии. Во-первых, такудобнее, во-вторых, я собираюсь часто наведываться на свою квартиру, а судя подокументам, которые вы мне дали, там могут оказаться люди, не оченьзаинтересованные в моем успешном расследовании.

— Вы все-таки надеетесь что-то найти? — тяжело вздохнув,спросил сенатор Роудс.

— Безусловно. И начать я хочу сразу с экспертов. Здесь двеподписи патологоанатомов. Профессор Бескудников и эксперт Коротков. Я немногослышал о первом из них. Он достаточно известный специалист в Москве и вряд лимог допустить такой просчет.

— Мне об этом тоже говорили, — помрачнел Роудс, —следователи прокуратуры ссылаются именно на него, когда говорят о том, чтоэкспертиза была проведена верно. Они убеждены, что Бескудников не могошибиться. Но я ведь знаю, что он ошибся.

— Это мы проверим на месте, — кивнул Дронго.

Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилосьговорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко наанглийском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салонепервого класса.

Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказалаДронго:

— Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сихпор носит в кармане ее фотографию.

— Понимаю, — нахмурился Дронго.

В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болелосердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему такимобразом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когдаон чудом остался жив.

Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы,столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров. В Москву ониприлетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный изамериканского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих.Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер дляДронго.

— Вы будете ужинать? — спросила она, когда они вышли изавтомобиля у входа в отель.

— Да, — улыбнулся Дронго, — это сказывается на моейкомплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.

— Как французы, — засмеялась Сигрид, — в таком случаеувидимся через полчаса в ресторане.

— А мистер Роудс?

— Он никогда не ужинает так поздно, — пояснила молодаяженщина, проходя следом за сенатором в здание.

В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток,и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственнымсекретарям.

Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ,переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей.Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что онвидел где-то ее лицо.

Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид.Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм,волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он зналкогда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.

Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя несовсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошнуюльвицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки статьв будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.

Пораженный Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя наподходившую к нему молодую женщину.

— Я идиот, — сказал он, когда она подошла к нему совсемблизко, — я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилияАндерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самаядевочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как разнедавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу неузнал?

— Здравствуйте, Мигель Гонсалес, — улыбнулась Сигрид, —кажется, так вас тогда звали? Теперь вы меня действительно узнали. Я всегадала, когда это произойдет. В самолете мне даже показалось, что вы нарочно нехотите говорить на эту тему. Адам Купцевич много рассказывал мне пролегендарного Дронго и про ваши приключения с ним тринадцать лет назад. Вы ведьтогда были вместе с моей матерью.

Ее мать погибла в Нью-Йорке, когда Алан Дершовиц установилсвое адское взрывное устройство в их машине. Как раз накануне бракосочетанияАдама и Урсулы. Она погибла сразу, а Адам остался без ног. Спустя несколько летДронго нашел Дершовица в Констанце и застрелил его. И только после этогоуспокоился, словно выполнил свой долг перед другом, ставшим инвалидом, иженщиной, в которую он был тайно влюблен.

Но еще тогда Дронго узнал, что Урсула имела дочь. Во времяих предпоследней встречи с Купцевичем тот как раз говорил ему о том, что онвиделся с дочерью Урсулы, которая была студенткой. С тех пор прошло пять лет.

Последний раз они встречались с Адамом совсем недавно, нотогда они ничего не говорили о дочери Урсулы. Так и должно быть. Бывшаястудентка превратилась в красивую молодую женщину.

— Значит, это ты порекомендовала сенатору Роудсу обратитьсяк Дюнуа? — вдруг спросил Дронго.

— Наоборот, — по-прежнему улыбаясь, сказала Сигрид, — менякак раз рекомендовали Роудсу в качестве секретаря уже после того, как он узналпро Дюнуа.

— Идем в ресторан, — предложил Дронго, заметив, что на нихсмотрят со всех сторон, — там мы сможем спокойно поговорить. Ты слишком красиваи вызываешь повышенный интерес к своей особе.

— Надеюсь, что вы сказали это только в порядке комплимента,а не сожаления, — улыбнулась женщина.

Он предложил ей руку. В ресторане было удивительно малолюдей, и они заняли крайний столик у стены, предпочитая не афишировать своегоприсутствия.

Бесшумно возникший официант так же бесшумно принял заказ иисчез.

— Что произошло? — спросил Дронго. — Или это все игра? Яснова вам понадобился. Но Роудс явно не играет. И эти документы совсем непохожи на забавную игру. Тогда в чем дело, Сигрид?

— У него действительно большое горе, — подтвердила она, — иэто не игра.