Это были его первые за время пребывания взамке, обращенные к ней, слова. Она поставила чашку на столик, подняланадкушенный рогалик и положила его на блюдце. На ковре осталась лежать белаякрошка. Нагнувшись, Рене подобрал ее. После этого он присел рядом с О., обнялее и, притянув к себе, поцеловал.

— Ты меня любишь? — спросила она. — Да, —ответил Рене, — люблю.

Потом он заставил ее подняться на ноги, исухой прохладной ладонью, нежно провел по ее обезображенной рубцами коже.

Мужчина, с которым пришел Рене, стоял у дверии, повернувшись спиной к ним, курил сигарету. О. лихорадочно пыталась решить,можно ли ей смотреть на него. То, что произошло дальше, так ничего и неопределило.

— Иди сюда, тебе здесь будет лучше видно, —сказал Рене, подводя ее к торцу кровати. Потом, обращаясь к своему спутнику, онзаметил, что тот был прав и что, действительно, будет справедливо если он, егоприятель, возьмет ее первым, если только, конечно, он хочет этого.

Мужчина затушил сигарету, подошел к О. и,оценивающе проведя рукой по ее груди и ягодицам, попросил ее развести ноги.

— Делай так, как он скажет, — ответил на еевопросительный взгляд Рене.

Стоя у нее за спиной, он одной рукойподдерживал О. за плечо, а другой — нежно поглаживал ее правую грудь. Его другуселся перед ней на кровать и, разведя пальцами густые мягкие волосы у нее налобке, приоткрыл створки ведущего вглубь ее чрева прохода. Чтобы другу былоудобнее, Рене немного подтолкнул О. вперед, успев перед этим сцепить ей заспиной руки. Теперь возлюбленный держал ее, крепко обхватив руками за талию.Мгновением позже она почувствовала там, у себя между ног, властноеприкосновение горячего влажного языка. Сколько раз Рене пытался приласкать еетак, но каждый раз ей благополучно удавалось избежать этого — в такие минутыона испытывала сильную неловкость и краска стыда заливала ее лицо.

Губы мужчины, нащупав в складках плотизаветный бугорок, размером с маленькую горошину, с жадностью приникли к нему.Быстрые дразнящие движения его языка, воспламеняли ее плоть. О. задыхалась,чувствуя как набухают клитор и соски, и едва слышно стонала. Ноги не держали еебольше. Рене, заметив, что она оседает в его руках, осторожно положил ее накровать и начал целовать. Второй мужчина, подхватив О., приподнял и раздвинулее ноги. Она ягодицами почувствовала нетерпеливое подергивание возбужденногопениса. Он грубо и весомо вошел в нее, потом еще и еще… Потрясение былонастолько сильным, что О. закричала. Крик рвался из нее при каждом новомтолчке. Рене, впившись в ее губы долгим сладостным поцелуем, пытался заглушитьего.

Кончилось все так же резко и внезапно, как иначалось. Мужчина издал протяжный громкий стон и, точно пронзенный молнией,упал на пол. Рене освободил О. руки, приподнял ее и уложил под одеяло. Потом онпомог приятелю подняться и они вдвоем направились к выходу.

О. вдруг с ужасом поняла, что возлюбленный,конечно, бросит ее. Она для него теперь никто, мразь, ничтожество. Еще бы — онастонала от ласки какого-то совершенно незнакомого ей человека так, как никогдане стонала от ласки того, кто был ее возлюбленным. Она так кричала… Ей это такнравилось… Теперь все кончено. Если Рене больше не придет, винить ей придетсятолько себя.

Но Рене не ушел. Закрыв за приятелем дверь, онвернулся к кровати и забрался к ней под одеяло… Овладевал он ею медленно,уверенно, стараясь не сбиться с ритма, и О., теплая, влажная, благодарнопринимала его. Потом он обнял ее и сказал:

— Я люблю тебя, О. И именно поэтому велюслугам нещадно пороть тебя. Как-нибудь я приду посмотреть на это.

О. лежала молча, не зная что ответить. Вот он,ее возлюбленный, рядом, такой же близкий и родной, также смешно раскинувшийсяна кровати, как тогда, в той комнате с низким серым потолком, где они когда-тожили, на той большой из красного дерева кровати, с набалдашниками на стыках, нобез балдахина.

Рене всегда спал на левом боку и, когда бы непросыпался — утром или ночью — он всегда первым делом протягивал руку к ееногам. Поэтому она никогда на ночь не одевала пижаму. Он не изменил себе и наэтот раз. Она взяла его ладонь и поцеловала ее. О. хотелось о многомрасспросить возлюбленного, но она не осмеливалась. Словно прочитав ее мысли, онзаговорил сам.

Сначала он поведал ей, что отныне ею и еетелом будут распоряжаться наравне с ним и другие члены собирающегося в этомзамке достопочтенного общества, многих из которых он не знал и сам. Но судьбуее определяет только он — Рене, он один и никто другой. Даже если еювоспользуются другие, даже если он на какое-то время покинет замок, потому чтотогда он мысленно будет с ней, с ее болью и радостью. И он будет получатьнаслаждение уже от одной только мысли, что это ради него она пошла на все это.Он напомнил О., что она должна быть предельно покорной с мужчинами и приниматьих с той же готовностью и нежностью, с какой принимает его. Она должна видеть вних его, единственного и любимого. Он будет властвовать над нею, как всевышний властвуетнад своими творениями. И чем чаще она, повинуясь ему, будет отдаваться другим,тем дороже и желаннее она для него станет. То, что она до такой степенипослушна ему, служит для него доказательством ее любви. У него уже давнопоявилось желание, — зная, что она принадлежит ему — отдавать ее другим, совсемненадолго, на время. И он чувствует, что это доставит ему даже большеенаслаждение, чем он изначально полагал. Чем унизительнее с нею будут обращатьсядругие, тем ближе она будет ему.

Сердце О. зашлось от счастья. Он любил ее, иона согласилась со всем, что он говорил. Видимо почувствовав состояние девушки,Рене сказал:

— Я вижу твою любовь и покорность, но тысовершенно не представляешь себе, что ждет тебя здесь.

О. готова была ответить, что она его рабыня иради его любви примет любые муки, но он остановил ее.

— Тебе уже сказали, что пока ты находишься взамке, тебе запрещено смотреть в лицо мужчинам и разговаривать с ними. Незабывай, что я один из них, поэтому по отношению ко мне тебе надлежит вестисебя также. Ты должна быть молчаливой и покорной. Я люблю тебя. А теперь,встань. С этого момента в присутствии мужчин твои губы должны открыватьсятолько для ласки или крика.

О. встала и направилась в ванную. Рене,положив под голову руки, остался лежать на кровати. От теплой водымногочисленные рубцы и царапины начали саднить. Она не стала вытиратьсяполотенцем, а лишь слегка смахнула влагу на животе и ногах. Потом онапричесалась, припудрилась, подкрасила губы и, опустив глаза, вернулась вкомнату.