Вернулся Пьер. В руках он держал длиннуютолстую цепь, похожую на ту, что висела у нее над кроватью. При каждом его шагецепь издавала глухой прерывистый звон. О. показалось, что Пьер находится внекотором замешательстве и никак не может решить, что же надеть на нее прежде:цепь или повязку. Самой О. это было абсолютно безразлично. Она с грустьюсмотрела на дождь за окном и думала только о том, что Рене обещал ей вернуться.Осталось всего пять дней, но как ей прожить их? Она не знала, где он сейчас, скем, но верила, что он обязательно вернется.

Пьер положил цепь на кровать и стараясь неотвлекать О. от ее мыслей, надел ей на глаза черную бархатную повязку. Материалплотно прилегал к голове и невозможно было не то что выглянуть наружу, но ипросто поднять веки. О, эта благостная ночь, подобная той, что воцарилась в еедуше, о, эти благословенные цепи, дарующие ей свободу от самой себя — никогдаеще О. не принимала их с такой радостью! Цепь дернулась, потянув ее вперед. О.поднялась. Почувствовав босыми ногами холод каменного пола, она поняла, что ееведут по коридору, связывающему две половины замка. Потом пол стал менее ровным— на ощупь это было похоже на гранит или песчаник.

Дважды слуга останавливал ее, и она слышалазвук поворачиваемого в замке ключа и скрип открываемых дверей.

— Осторожно, ступеньки, — сказал Пьер и ониначали спускаться по крутой лестнице.

В какой-то момент, споткнувшись, она едва неупала. Пьер подхватил ее и, крепко прижав к себе, остановился, словно внерешительности. Прежде он никогда не прикасался к ней, разве что, когдасвязывал ее руки. Он осторожно положил ее на холодные выщербленные ступеньки ирукой дотронулся до ее груди. Потом он начал целовать ей соски, и О.почувствовала, прижатая под его весом к скользкому сырому камню, как твердеетпод его одеждой пенис…

Наконец он отпустил ее. Она дрожала от холода,тело ее покрылось испариной. Они спустились еще на несколько ступенек, лестницакончилась, и О. услышала, как открылась дверь. Пьер заставил ее сделать ещенесколько шагов — под ногами она теперь чувствовала мягкий ворс ковра — и лишьпотом снял с нее повязку. Они находились в совсем крошечной комнате с круглымикаменными стенами и низким сводчатым потолком. Пьер пропустил связывающую О.цепь через большое, торчащее из стены примерно в метре от пола, кольцо и затянулэту цепь, практически лишая тем самым О. какой-либо возможности передвижения.

В комнате не было ни кровати, ни чего-либодругого, что могло бы хоть как-то заменить ее. Не было даже простой подстилки.

В маленькой нише слева от нее, откуда проникалв комнату слабый свет, на низком столике стоял деревянный поднос с водой,хлебом и фруктами. Исходящее от встроенных в стены радиаторов тепло непрогревало комнату, и воздух темницы был пропитан запахом сырости и плесени —классический запах пыточных застенков древних тюрем и старинных замков.

В кромешной тишине и вечном полумраке О. оченьбыстро потеряла всякое представление о времени. Постоянно горел свет, иневозможно было сказать день сейчас или ночь. Когда кончалась пища, Пьер иликто-нибудь еще из слуг, приносил следующую порцию на большом деревянномподносе. Иногда ей позволяли принимать ванну, которая была устроена в соседнейкомнате. Она не видела мужчин, что навещали ее — всякий раз перед их приходомпоявлялся слуга и надевал ей на глаза повязку. Она давно потеряла им счет.Сколько их было? Какие? Это больше не занимало ее. Иногда их было сразунесколько, но чаще — по одному. Они приходили, слуга ставил ее на колени,повернув лицом к стене, и плетью начинал пороть ее. Чтобы не расцарапать о каменнуюкладку лицо, она сильно наклоняла голову и упиралась ладонями в стену. Ноколени и грудь уберечь от царапин ей не удавалось. Рвущиеся из нее стоны икрики глохли под низким сводчатым потолком. Она жила ожиданием и надеждой…

x x x

Но вот пришел день (или ночь), когдаостановившееся было время, вновь напомнило ей о себе. Ей в очередной (какой ужпо счету?) раз завязали глаза, но вместо громких мужских голосов, она услышалалязгающий звук отвязываемой от кольца цепи и почувствовала, как чьи-то рукизаботливо укутывают ее в мягкую теплую ткань. Потом кто-то взял ее на руки,осторожно подхватив под колени, и вынес из темницы. Вскоре она уже была в своейкелье.

Пробило полдень. О. лежала, укрытая меховымодеялом, повязка с глаз была снята, руки свободны. Рядом на кровати сидел Ренеи гладил ее волосы.

— Одевайся, — сказал он. — Мы уезжаем.

Она приняла ванну. Он расчесал ей волосы,потом принес пудреницу и губную помаду. Вернувшись в комнату, она нашла тамаккуратно разложенные на кровати свою блузку, рубашку, велюровый костюм, своичулки и туфли. Рядом лежала ее сумочка и черные длинные перчатки. Здесь же онаувидела свое осеннее пальто и шелковый шарфик. Но ни пояса, ни трусов не было.Она не спеша начала одеваться. В это время в келью вошел человек. О. узналатого самого мужчину, что знакомил ее с правилами в первый вечер ее появления взамке. Он снял с нее браслеты и колье. Неужели она свободна? Или еще что-тождет ее? Она не осмелилась спросить. Ее хватило лишь на то, чтобы робко потеретьзатекшие запястья. Потрогать оставшийся на шее след от колье она так и нерешилась.

Мужчина открыл принесенную с собой небольшуюдеревянную шкатулку и предложил ей выбрать из десятка лежащих там колец одно,которое подошло бы к среднему пальцу ее левой руки. Кольца были весьманеобычными: металлические, на внутреннем контуре колец был ободок из золота, ана внешней части нанесен черной эмалью и золотом рисунок — нечто напоминающееколесо, образованное тремя закручивающимися в спирали линиями (при желанииможно было найти в нем сходство с солнечным колесом кельтов).

О. почти сразу подобрала подходящее кольцо.Оно плотно сидело на пальце, и она рукой ощущала его тяжесть. Золото слегкапоблескивало на матово-сером фоне полированного металла.

Откуда это странное сочетание — золото инеблагородный металл? И этот таинственный знак, значения которого она непонимала? Вопросы, вопросы… Но было страшно расспрашивать об этом здесь исейчас, в комнате с крашеными стенами, где над кроватью все так же зловещевисела железная цепь, где было пролито столько слез и куда в любое мгновениемог войти слуга в своем нелепом опереточном костюме.