Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои глаза пошарили по дорожке. Действительно, наутрамбованной траве лежало нечто похожее на комок смятой газеты.
– Хорошо, что промахнулся, – вздохнул Миша, – а в прошлыйраз я шел тут, так мне булыжник в живот угодил, чуть не убил! Такой синякостался. Ну, Федька, гад! И чего я ему сделал? Мы небось год не разговаривали!
– Ты о чем?
Миша ткнул пальцем вбок.
– Видишь?
– Что?
– Ну вон там изба стоит?
Я повернула голову влево и увидела небольшой сарайчикзеленого цвета.
– Там Федька живет, – пояснил Миша, – бирюк он, всех людейненавидит, ни с кем знаться не желает, поэтому и поселился здесь. Вот по этойтропинке мы за водой ходим. Я, тетя Клава из двадцатого дома, Верка… Тутбыстрее получается. А Федьке не нравится, что мимо него шастают, он дорожкусвоей территорией считает, вот камнями швыряться стал, чтобы нас отвадить.Хорошо хоть в голову не попал, урод.
Пойти бы ему морду начистить, да только страшно!
Федька ведь и отомстить может.
Пока он возмущался, я разглядывала комок газеты. Интересно,зачем этот Федя заворачивает камни в бумагу? Вот уж странно! Однако он эстет!Впрочем, может, никаких булыжников и нет?
Не в силах сдержать любопытство, я нагнулась и подняла«метательный снаряд». Он оказался не слишком тяжелым. Самый обычный клубенькартофеля, обернутый в обрывок популярного издания. Я расправила неровнооторванный кусок бумаги и увидела на полях криво сделанную надпись: «Помогите,убивают, Мила».
Ведро на крышу мы с Томочкой втаскивать не стали. Оставилибаклажку стоять у крыльца и решили просто брать оттуда нужное количество водычерпаком. Но вскоре эта проблема отошла на второй план, потому что появиласьновая забота.
– Послушай, – протянула Тамарочка, – где тут туалет?
Я пожала плечами:
– Думаю, около ванной.
– Да? Его там нет.
– Совсем?
– Абсолютно. Во всем доме нет ничего похожего на унитаз.
– Ты уверена?
– Стопроцентно, – кивнула Томулька, – я осмотрела каждыйзакуток. Вчера мы бегали в лесок.
Теперь пойду изучать огород. Ох, чует мое сердце,канализации здесь тоже нет. Да и откуда бы ей быть, если нет воды. Небось узабора стоит деревянная будка.
С этими словами Томочка пошла на улицу. Я же села натеррасе, вытащила из кармана обрывок газеты и опять прочитала фразу: «Помогите,убивают. Мила». Может, это шутка местной детворы? Или чей-то крик о помощи?
Я высунулась в окно, увидела на другом участке ярко-красноепятно и крикнула:
– Лена!
Соседка выпрямилась.
– Чего?
– У вас в деревне есть женщина по имени Мила?
Лена вытерла рукой лоб.
– Из наших нет, может, дачница какая.
– Их тут много?
– Дачниц? А в каждом доме, где и по две, три семьи живут, унас лето зиму кормит, который год на огороде ничего не родится, то дождь ливнемльет, все на грядках погниет, то солнце палит, овощи от жары дохнут, а дачникот погоды не зависит. Зачем тебе Мила? Фамилия у нее какая?
– Скажи, – я проигнорировала вопрос, – а Федор женат?
– Который?
– Ну тот, что на отшибе живет, у оврага.
– Бирюк?
– Да.
– Кто ж за такого замуж пойдет? – пожала плечами Лена. –Был, наверное, приличный человек, а стал вон чем. Я года два его не встречала,даже зимой.
– При чем тут зима? – удивилась я.
Лена подошла к забору и, опершись на него, стала вводитьменя в курс дела.
Деревня Пырловка расположена в двух шагах от Москвы,электричка от столицы со всеми остановками докатывает сюда быстро. Но стоитчеловеку выйти на станции, пересечь небольшой лесок и увидеть указатель«Пырловка», как он попадает в глухую провинцию. Пырловка живет как при цареГорохе. Нет, я не хочу сказать, что аборигены тут совсем лишены благцивилизации, но воды и канализации нет, телефон есть лишь на почте, газетыпривозят один раз в три дня. В избах имеются телевизоры, но при малейшихдуновениях ветра электричество вырубается, и голубые экраны меркнут. Местныедети ходят в школу за пять километров, их отцы и матери ездят на работу вМоскву, маленькая птицефабрика, где когда-то трудились все пырловцы, давноумерла, не вынеся конкуренции. Сами понимаете, что сейчас из деревни бегут все,кому не лень. Многие пырловцы подались в последнее время кто куда.
Летом же здесь кипит жизнь. Сюда возвращаются те, кто теперьимеет квартиры в Москве. Люди используют родительские дома в деревне как дачи.И еще все пускают дачников, поставили для этого сарайчики на огородах,обставили немудреной мебелью и сдают малоимущим людям, которым надо вывезти налето детей из города.
Когда по Пырловке пару лет назад пролетел слух, что теперь уоврага, в долине, постоянно будет жить молодой мужчина, да еще врач попрофессии, местное население чрезвычайно оживилось. Ведь «Скорую» тут недозваться. Сначала надо бежать на почту, мобильников в деревне раз, два иобчелся, потом ждать машину с красным крестом почти сутки. А теперь у нихпоявится свой врач!
Но напрасно пырловцы строили радужные планы.
В самую первую зиму, когда Федор обосновался в деревне, кнему прибежала Саня Макашова и, запыхавшись, проорала:
– Дяденька, бегите скорее к нам.
– С какой стати? – спокойно спросил врач.
– Моя сестра рожает, орет сильно, а «Скорая» не едет, –объяснила Саня.
– Ну и при чем тут я? – равнодушно продолжал Федор.
– Как же! – растерялась Саня. – Вы – доктор.
– Нет, – рявкнул тот в ответ, – я никакого отношения кмедицине не имею, ступай прочь.
Макашова ушла несолоно хлебавши. Потом Федор прогнал ВеруКлоткину, у которой ребенка скрутил грипп, и даже пальцем не пошевелил,услыхав, что старуха Локтева сломала ногу. Постепенно пырловцы поняли, что врачне собирается им помогать, и перестали бегать к стоящей на отшибе избушке.