Олег тихо всхлипнул, Таргитай застыл. Даже не стрелой илисекирой, как лесного зверя, а кольями, словно осатаневшего пса, у которогоглаза остекленели, а изо рта падает желтая пена!

— Я упрашивал Боромира, — прошептал в темнотеОлег. — Клялся, что буду послушным… что выполню все-все… Уперся, старыйпень!

— При чем тут Боромир? — возразил Таргитай. —Это закон.

— Законы составляют люди.

— Не богохульствуй! Законы дают боги.

Олег ответил погасшим голосом:

— Да-да, боги… Но боги не считают беличьи хвосты. Детямговорим, что без воли богов даже муравей не чихнет, но мы не дети. Богинамечают, кому сколько жить, когда умереть, но в наши дела не мешаются… Тарх,возьми оружие, ладно? Хотя бы секиру.

— Возьму, — ответил Таргитай неохотно. —Только вот что… Я почти не отходил от села, это ты шлялся по Лесу. Если идти,то куда?

Олег молчал, Таргитай подумал даже, что волхв заснул. Нет,потихоньку плачет. Всхлипывая, сказал дрожащим, как осиновый лист на ветру,голоском:

— Если на север, то через три дня упрешься в Реку. Нетакую, как наша — большую. Ее не перейти, а плавать не умеем. Если на юг, то занашим Лесом начинается Темный Лес. Там полулюди, убивают всех. На западе —Светлолесье, потом сразу Черный Лес. Там сгинешь с первых же шагов. На востокеза нашим Лесом лежит бескрайнее Болото. Упыри, водяницы, болотные кикиморы.Берегинь нет, там нет берега.

— Как это нет берега?

— Болотная вода переходит в жидкую грязь, та тоже тянетсяна версты. Из грязи торчит острая, как лезвия ножей, осока. Болото наполовинузатянуто мхом. Кочки с кабана! Вроде бы лося выдержат, но мышь прыгнет — тут жес головой навеки. У того болота нет дна, опускаешься до подземного мира.

— Ну-ну, дальше!

Из темноты пришло плачуще-раздраженное:

— Я назвал четыре стороны света! Пятого угла еще непридумали, хотя нам нужен до зарезу!

Таргитай повздыхал, спросил безнадежным голосом:

— Придется идти через Светлолесье?

— Всего Светлолесья — узенькая полоска. Туда забегаютлютые звери из Черного Леса. Я долго думал, Тарх… Придется идти через Болото.

Таргитай ахнул:

— Это же верная погибель!

Олег промолчал, в темноте Таргитай услышал хруст пальцев,тяжелое дыхание, словно волхва засасывала топь, а он хватался за острые стебли.

— От волхва к волхву передается, что на болотах живуткакие-то люди. Их так и кличут: дрягва, дряговичи, болотники. Больше о нихничего не знаю.

— Думаешь, примут? Чужаков положено убивать сразу.

— Здесь мы уже мертвые, — ответил Олег едва слышно.

Долго лежали молча. Таргитай прислушивался к скребущимсязвукам по ту сторону стен дома. Заскрипело крыльцо, кто-то попытался раздвинутьставни.

— Почему не допустили до обряда? — спросилон. — А если бы я прошел?

В темноте Олег шлепал по мокрому от слез лицу, вытирал щеки.Ответил прерывающимся голосом, как после долгого плача:

— Даже из отобранных проходят не все. Булгак вон третийраз идет. Терзают жутко, поверь! Только человек с каменным сердцем можетоборачиваться волком, затем снова принимать человечью личину. Сколько потеряли,не счесть! Большой соблазн остаться волком навеки…

Таргитай не поверил:

— Что ты мелешь?

— Тарх, волком жить спокойнее. Наша жизнь невыносима.Злые силы прижимают человека к стене, а податься некуда! Иной сдается слабости…Да-да, перекидывается волком.

— Пройдя Обряд?

— Даже камень со временем трескается, рассыпается впесок.

— Вот куда делся мой любимый вуй Ждан!

— Падать легко, подниматься трудно. Для того и придуманОбряд, чтобы удержать…

За стеной прошел кто-то огромный, тяжелый. В трубе охнуло,зашуршало. Тьма сгустилась, стало тяжелее дышать. С нагретых валунов несся храпТараса, тихонько постанывала Росланиха.

— Олег, разве мы были с берами одним народом?

Олег ответил сразу, даже всхлипывать перестал:

— Беры жили могучим племенем. Обитали в пещерах, не влогах. Никакой зверь не знал, встречаясь в Лесу с бером, разорвет или угоститягодами. Беры могли сбрасывать шкуру, ходили на задних лапах, разговаривали… Яне дознался, почему разделились на беров-зверей и беров-людей. Теперь намзапрещено даже упоминать о них, чтобы отрезать дорогу назад.

— А они знают?

— Смутно помнят. И мы помним. Охотимся, как на зверей,но поминаем, просим прощенья у убитых, устраиваем комоедины, медвежьи праздники.Но беры звереют все больше, а нам завещано раздувать священный огонь, чтозаронил в наши души великий Род… Ты спишь?

Таргитай задвигался на жесткой лавке, устраивая кости,ответил несчастным голосом:

— Светает…

Между плотно закрытыми ставнями медленно светлела узкаяполоска.

Мягкие заботливые руки укрывали его толстыми шкурами.Таргитай сладко засопел, перевернулся на другой бок, собираясь проспать дообеда, как вдруг выплыло беспощадное: сегодня изгнание! Он поплотнее зажмурилглаза, стараясь снова погрузиться в сладкий мир грез, где он был самым сильным,самым смелым, умелым, легко побивал упырей, даже вытаскивал из подземного мираза хвост Ящера…

Руки тормошили, голос матери сказал печально:

— Вставай, чадушко…

Донеслось сиплое, бурчащее:

— Чадушко… Исчадие, а не чадо! До какого позора довелмою седую голову! Вставай, Тарх. Хуже, если поднимут другие.

Не поднимаясь, Таргитай приоткрыл один глаз. Соседняя лавкабыла пуста. В дверном косяке торчала секира Мрака, на рукояти висела раздутаяторба. Свисали кожаные лямки, которых вчера еще не было. Дед пришил, чтобы внукмог нести на спине, высвободив руки.

Таргитай обреченно опустил босые ноги на пол. Солнечный светпадал в окно, наискось деля землянку. Мать хлопотала у огня, дед Тарас сидел налавке, свесив ноги.

— Сегодня? — спросил Таргитай убито. — Хотябы завтра…

Дед слез, натужно покряхтывая, поманил Таргитая. Они вылезлинаверх, Таргитай зажмурился от яркого света. Плечи передернулись от утреннейсвежести. Дед Тарас остался в дверном проеме, закрываясь ладонью от слепящегосолнца. Таргитай не сразу разглядел перед их землянкой странные серые хлопья.

— Зришь? — сипло спросили сзади.

Таргитай подпрыгнул от испуга. Покрасневшие глаза деданеотрывно смотрели на пепел. Там четко выделялись следы чудовищных трехпалыхлап.