Не было в трубке никакого Арсения, но она знала, сколькоушей прислушивается сейчас к ней, в том числе, может быть, и уши лютого врага.

До сегодняшнего дня она и не подозревала, что у нее естьвраги.

– А курьеру что делать? Хорошо, передам. Приезжай скорее.

Она еще некоторое время подержала трубку в ладони, а потомосторожно опустила ее в пластмассовое углубление и выглянула в распахнутуюдверь.

– Ждать не нужно, – сообщила она курьеру, – он опаздывает.Мы пришлем договоры с кем-нибудь из наших. Завтра, скорее всего.

– Вот спасибо вам, девушка, – прочувствованно сказал курьери поднялся, и сразу стало видно, что он намного ее ниже. Впрочем, почти все насвете мужики были намного ее ниже, так уж получилось. Надо было идти на подиуми томно шататься под музыку, покачивая костлявыми бедрами, – именно так Полинапредставляла себе профессию модели, – а она заделалась в компьютерные гении!

Кто-то в глубине офиса работал под “Рамштайн”, ритм бил поушам, раздражал Полину, хотя она умела не слышать, когда не хотела, но сегодняу нее не было на это сил.

– Шарон!

Молчание, рамштайновский ритм, отдаленное компьютерноегудение.

– Шарон!

Телефонный звонок, и Гринин голос, произнесший снеповторимым мужским чувством: “Привет, любимая!” Впрочем, любимыми у Гринибыли все.

– Шарон! – А!

Ну, наконец-то проснулась!

– Сварите мне кофе, пожалуйста. И сообразите чего-нибудьпоесть.

– А… чего вам поесть?

– Ну, не знаю. Яблоко. Булку. А что? Ничего нет?

– Нет, – весело ответила юная Шарон. – Еще днем всекончилось.

То, что и поесть нечего, доконало Полину Светлову.

– Если ничего нет, какого черта вы спрашиваете, что я хочу!Я хочу три бутерброда с колбасой и апельсин! Или яблоко! Яблока тоже нет?

– Нет.

– Почему вы ничего не купили?!

– Так мне не сказал никто!

– Кто вам должен говорить?! Вас шеф десять раз предупреждал,чтобы вы покупали кофе и какую-нибудь еду. Для этого даже водитель есть иденьги специальные! Варвара всегда покупала…

– Я квалифицированный работник, – неожиданно заявила ШаронСамойленко, которой еще утром мама велела быть самостоятельной, давать отпордомогательствам шефа, которые непременно должны воспоследовать, и ни за что не“прислуживать” остальным. – Я квалифицированный работник, и я не стану покупатьвам колбасу!

Полина Светлова, дылда в красных очках и джинсах “Эскада”,так удивилась, что дар речи потеряла – вот как ловко ее отбрила феминисткаШарон. Некоторое время дылда еще открывала и закрывала рот, не в силахпроизнести ни слова, потом повернулась и ушла, и таким образом за Шароносталась полная победа.

– Полька, ты чего орешь?

– Я не ору. Я хочу кофе. Я не ела целый день и…

– Заходи, – пригласил ее Марат Байсаров. – У меня свой.

Шарон Самойленко отчетливо зафырчала за тонкой перегородкой– выразила свое отношение и к дылде, и к Марату.

– Тебе сколько ложек? – Чего?

– Сколько кофе на чашку?

– У тебя что?.. – со священным ужасом вопросила Полина. –Растворимый?..

Растворимый кофе в конторе был только у Феди. “Просвещенныймонарх” Троепольский, завидев банку, немедленно изымал ее из оборота и большене возвращал.

– Да нет, – успокоил ее Марат, – у меня кофеварка новая.Идиотизм. Варит по чашке, а больше ни в какую. Сколько тебе ложек?

– А какая чашка? Марат показал.

– Одну.

– Сигарету?

– А у тебя какие?

– “Честер”.

– Давай. – Одну?

Полина вскользь ему улыбнулась.

Марат покопался в столе, выудил пачку и пустую пластмассовуюзажигалку, посмотрел на свет, потряс ею и опять посмотрел, словно от егопотряхивания там мог появиться газ.

– Да ладно, у меня своя есть.

– Как твоя собака?

– Кто?.. А, собака! Хорошо, только, по-моему, это никакая несобака.

– Как? – удивился Марат, который все и всегда принимал зачистую монету. – А кто тогда?..

– А, по-моему, тролль.

– Тролль? – недоверчиво переспросил Марат.

Полина кивнула, осторожно отхлебывая огненный кофе. Кофе ссигаретой – вот настоящий рацион настоящего компьютерного гения!

Только булки все равно очень хотелось.

– Полька, ты чего такая мрачная?

Она не любила, когда ее звали Полькой. Это Троепольскийпридумал, будь он неладен, и прижилось. Теперь, когда ее так называли, ей всевремя казалось, что он где-то поблизости.

– Есть хочу.

Дело было не только в этом, но она не могла ничего сказатьМарату. Она никому и ничего не могла рассказать.

– Да нету у меня ничего!

– Ужасно. Я с голодухи всегда… злюсь.

– Могу еще кофе сварить.

Полина кивнула – в чашке остался один глоток. Впрочем, их ибыло-то всего два.

– Работать будешь?

– Буду. Я сегодня полдня ездила и ничем больше незанималась.

– А у меня один макет вообще накрылся, представляешь?

– Как?!

– Черт его знает как. Нету, и все тут.

Полина поставила чашку на стол и оглянулась на дверь.Почему-то ей показалась, что там кто-то есть. Она так определенно этопочувствовала, что даже шее стало холодно. Она повела плечом и опятьоглянулась, будто откидывая волосы назад. Дверь была распахнута – у них вконторе все запирались только в крайних случаях. Когда приезжали клиенты, кпримеру.

– Какой макет, Марат?

– Уралмашевский.

– Так его же Федя делает, а не ты!

– Ну, Федя, ясное дело. Он меня просил какие-то хвосты заним подчистить, я стал смотреть, а макета нет.

Полина ничего не понимала.

– Марат, куда мог пропасть незаконченный макет изкомпьютера?!

Марат пожал плечами:

– Убить могли.

– Кто?! И кому он нужен?