– Но это же страшно романтично! – всплеснуларуками она. – Просто невероятно! Неужели ты настолько приземленныйчеловек, что не ощущаешь всей прелести?

– Всей прелести не ощущаю, – призналась я. –Меня слишком смущает выстиранное белье и вообще… Меня кто-то переодевал, яничего не помню. И это мне совсем не нравится. Если бы все ограничилось цветамии конфетами, дело другое, а так…

– Да, может, ты и права, – задумчиво покачалаголовой тетушка. – А что, если их было двое?

– То есть? – насторожилась я.

– Ну, предположим, здесь были мужчина и женщина. Оназанималась тобой, стирала-убирала, а его послала в магазин за продуктами ицветами. Может такое быть?

– В принципе может быть все… Но кто эти мужчина и женщина?

– Какие-нибудь твои друзья.

– Но как они сюда попали?

– Ты же сама их и впустила, только не помнишь этого.

– Амнезия, что ли? – фыркнула я.

– Никакая не амнезия, просто ты была с очень высокойтемпературой и совершенно ничего не помнишь. Ты открыла дверь, они увидели тебяв таком состоянии и решили помочь.

– Тогда почему они не оставили никаких следов? Моглихотя бы записку написать, мол, мы, такие-то, были тут…

– Может, они заторопились или решили таким страннымобразом подшутить над тобой. Мало ли что бывает. Возможно, это добрые, но неслишком умные люди.

– Да уж… Сроду не оказывалась в более идиотскомположении.

– И у тебя нет даже никаких версий, кто бы это могбыть?

– Ни малейших. Все мои знакомые либо слишком умны, либослишком бедны для подобных выходок. Сказать по правде, Лиза, мне это совсем ненравится. К тому же теперь еще Татьяна в курсе, а у нее никакие секреты незадерживаются. Так что в результате еще начнут говорить, что это я сама себевсе устроила, чтобы напустить таинственности. Что я, наших баб не знаю?

– Ну, это не беда, тут есть простейший выход.

– Какой?

– Татьяна предположила, что это дело рук Кости?

– Ну да.

– Вот и отлично. Скажешь ей, что все выяснилось и этодействительно был Костя. По дороге в Америку. Тогда обсуждать это станетнеинтересно и вскоре все обо всем забудут.

– Да, это лучший выход… Но я-то не забуду.

– Со временем и ты забудешь. Но не исключено, что скороэто как-то прояснится. Вот тогда и поговорим. А ты успокойся, тебе вредноволноваться, да и не с чего. Ведь ничего плохого не случилось, верно? Любуйсяцветами, ешь конфеты и берись за работу. А если тебе захочется поговорить наэту тему, для этого есть я. Я уж никому ничего не разболтаю.

– Лиза, какая ты мудрая! – с облегчением вздохнулая.

– Доживешь до моих лет, тоже помудреешь, –улыбнулась она. – А сейчас я хочу чаю с этими шикарными конфетами. Икстати, что будет с твоим сорокалетием?

– Ничего. Зажму! – ответила я, отправив в ротумопомрачительно вкусную бельгийскую конфету.

Тетушка вопросительно подняла брови, но ничего не сказала,так как тоже была занята конфетой.

– Мне некогда, и к тому же говорят, отмечатьсорокалетие – плохая примета.

– Да, я тоже слышала… Маша…

Я точно знала, что последует дальше. И не ошиблась.

– Маша, а от Романа по-прежнему ни слуху ни духу?

Этот вопрос она задает мне вот уже почти десять лет. Япокачала головой. Сама я уже давно пережила эту свою любовную неудачу, атетушка никак не может смириться.

– Девочка, но ведь это ненормально, что ты одна. Всорок лет нельзя жить без любви, без мужчины, наконец…

– Может, ты мне еще скажешь, где его взять?

– Но мужчин кругом уйма, а с твоей внешностью…

– Но мне не нужен первый попавшийся, да и вообще… Никтомне не нужен. Три мужа, и все козлы…

– А Роман?

– И Роман твой тоже типичный козел! Ты с этим несогласна?

– Нет! Решительно не согласна. Что касается твоихмужей, тут я не спорю… Но Роман…

Ну вот, завелась. По-моему, она сама немного к немунеравнодушна. Он и вправду был хорош…

– Впрочем, с мужьями все ясно, – пустилась врассуждения на любимую тему тетушка, – ты никого из них по-настоящему нелюбила…

– А я, кажется, вообще еще не любила по-настоящему…

– А Романа?

– Да не знаю я, Лиза, ничего не знаю! И сейчас мнесовсем не до любви, уж тем более бывшей. И вообще, ну ее, эту любовь, от нееодни неприятности. Мне сейчас надо деньги зарабатывать.

– Боже, что за поколение! – сжала пальцами вискитетушка.

Мы еще долго пили чай с конфетами, и когда наконец Лизаотбыла, я без сил повалилась в постель.

Но, вероятно, я слишком много спала в последнее время, и сонне шел. Тетушкины разговоры все-таки взбаламутили меня, и я стала вспоминатьсвою дурацкую жизнь.

Первый раз я выскочила замуж за Пашку Козелькова, когда мнестукнуло восемнадцать. Все говорили, что мы самая красивая пара в инязе. Он ивправду был хорош. И поначалу мы были влюблены друг в друга как сумасшедшие, нопотом я вдруг стала замечать, что он очень подолгу смотрится в зеркало,любуется собой. Совсем как баба. Я никогда в жизни не торчала подолгу узеркала, и так знала, что красива. А он… И еще он болезненно интересовалсятряпками. И был вечно недоволен тем, что я, по его мнению, слишком небрежноодеваюсь. Однажды он сказал, недобро глядя на меня:

– Завтра мы идем на свадьбу, пожалуйста, приведи себя вбожеский вид, мне не хотелось бы, чтобы люди сказали, что я женат на лахудре.

– Успокойся, Паша, так никто и никогда не скажет,поскольку с этой минуты ты на мне уже не женат! – И не успел онопомниться, как я собрала свои вещички и вернулась к матери. Она была до смертирада. Паша ей никогда не нравился.

Наш брак длился всего год. Правда, Паша долго еще таскалсяза мной, просил прощения, канючил, но ничто уже не могло меня поколебать. Ондля меня перестал быть мужчиной. Все кругом считали, что я должна страдать, ноя нисколечки не страдала. Наоборот, я с новой силой ощутила радость жизни,которую едва не утратила в этом браке.

После окончания института я почти сразу вляпалась в новыйбрак. Александр Дмитриевич Козлитин был не чета Козелькову. Старше меня надесять лет, подающий большие надежды доктор технических наук, веселый,жизнерадостный, он умел красиво ухаживать, говорить именно те слова, какие мнехотелось слышать, и я без памяти в него влюбилась. И только Костя сказал мнетогда:

– Сестренка, тебя не настораживает сходство фамилий?Больно уж они однокоренные. Но в тот момент я была слишком влюблена, а в этомсостоянии, как правило, я начисто лишаюсь чувства юмора. И на завуалированноепредостережение всегда очень деликатного брата попросту не обратила внимания.