– Слушай, ты как это со мной разговариваешь? Я терпел,терпел, а больше терпеть не намерен, так что ты мне не груби. Два дня я пробылв городе и только слышу что про твое богатство. И ниже по реке я тоже про этослыхал. Потому и приехал. Ты мне эти деньги достань к завтрему – они мне нужны.

– Нет у меня никаких денег.

– Врешь! Они у судьи Тэтчера. Ты их возьми. Они мне нужны.

– Говорят вам, нет у меня никаких денег! Спросите сами усудьи Тэтчера, он вам то же скажет.

– Ладно, я его спрошу; уж я его заставлю сказать! Он у меняраскошелится, а не то ему покажу! Ну-ка, сколько у тебя в кармане? Мне нужныденьги.

– Всего один доллар, и тот мне самому нужен…

– Мне какое дело, что он тебе нужен! Давай, и все тут.

Он взял монету и куснул ее – не фальшивая ли, потом сказал,что ему надо в город, купить себе виски, а то у него целый день ни капли во ртуне было. Он уже вылез на крышу сарая, но тут опять просунул голову в окно ипринялся ругать меня за то, что я набрался всякой дури и знать не хочу родногоотца. После этого я уж думал было, что он совсем ушел, а он опять просунулголову в окно и велел мне бросить школу, не то он меня подстережет и вздует какследует.

На другой день отец напился пьян, пошел к судье Тэтчеру,отругал его и потребовал, чтобы тот отдал мои деньги, но ничего из этого невышло; тогда он пригрозил, что заставит отдать деньги по суду.

Вдова с судьей Тэтчером подали просьбу в суд, чтобы меня уотца отобрали и кого-нибудь из них назначили в опекуны; только судья был новый,он недавно приехал и еще не знал моего старика. Он сказал, что суду не следуетбез особой надобности вмешиваться в семейные дела и разлучать родителей сдетьми, а еще ему не хотелось бы отнимать у отца единственного ребенка. Так чтовдове с судьей Тэтчером пришлось отступиться.

Отец так обрадовался, что унять его не было никакойвозможности. Он обещал отодрать меня ремнем до полусмерти, если я не достануему денег. Я занял три доллара у судьи, а старик их отнял и напился пьян и впьяном виде шатался по всему городу, орал, безобразничал, ругался и колотил всковородку чуть ли не до полуночи; его поймали и посадили под замок, а наутроповели в суд и опять засадили на неделю. Но он сказал, что очень доволен:своему сыну он теперь хозяин и покажет ему, где раки зимуют.

После того как он вышел из тюрьмы, новый судья объявил, чтонамерен сделать из него человека. Он привел старика к себе в дом, одел его сголовы до ног во все чистое и приличное, посадил за стол вместе со своей семьейи завтракать, и обедать, и ужинать, – можно сказать, принял его, как родного. Апосле ужина он завел разговор насчет трезвости и прочего, да так, что старикаслеза прошибла и он сознался, что столько лет вел себя дурак дураком, а теперьхочет начать новую жизнь, чтобы никому не стыдно было вести с ним знакомство, инадеется, что судья ему в этом поможет, не отнесется к нему с презрением. Судьясказал, что просто готов обнять его за такие слова, и при этом прослезился; ижена его тоже заплакала; а отец сказал, что никто до сих пор не понимал, какойон человек; и судья ответил, что он этому верит. Старик сказал, что человек,которому в жизни не повезло, нуждается в сочувствии; и судья ответил, что этосовершенно верно, и оба они опять прослезились. А перед тем как идти спать,старик встал и сказал, протянув руку:

– Посмотрите на эту руку, господа и дамы! Возьмите ее ипожмите. Эта рука прежде была рукой грязной свиньи, но теперь другое дело:теперь это рука честного человека, который начинает новую жизнь и лучше умрет,а уж за старое не возьмется. Попомните мои слова, не забывайте, что я ихсказал! Теперь это чистая рука. Пожмите ее, не бойтесь!

И все они один за другим, по очереди, пожали ему руку ипрослезились. А жена судьи так даже поцеловала ему руку. После этого отец далзарок не пить и вместо подписи крест поставил. Судья сказал, что этоисторическая, святая минута… что-то вроде этого. Старика отвели в самую лучшуюкомнату, которую берегли для гостей. А ночью ему вдруг до смерти захотелосьвыпить; он вылез на крышу, спустился вниз по столбику на крыльцо, обменял новыйсюртук на бутыль сорокаградусной, влез обратно и давай пировать; и на рассветеопять полез в окно, пьяный как стелька, скатился с крыши, сломал себе левуюруку в двух местах и чуть было не замерз насмерть; кто-то его подобрал уже нарассвете. А когда пошли посмотреть, что делается в комнате гостей, так пришлосьмерить глубину лотом, прежде чем пускаться вплавь.

Судья здорово разобиделся. Он сказал, что старика, пожалуй,можно исправить хорошей пулей из ружья, а другого способа он не видит.

Ну так вот, вскоре после того мой старик поправился и подалв суд жалобу на судью Тэтчера, чтоб он отдал мои деньги, а потом принялся и заменя, потому что я так и не бросил школу. Раза два он меня поймал и отлупил,только я все равно ходил в школу, а от него все время прятался или убегалкуданибудь. Раньше мне не больно-то нравилось учиться, а теперь я решил, чтонепременно буду ходить в школу, отцу назло. Суд все откладывали; похоже было,что никогда и не начнут, так что я время от времени занимал у судьи Тэтчерадоллара два-три для старика, чтобы избавиться от порки. Всякий раз, получивденьги, он напивался пьян; и всякий раз, напившись, шатался по городу и буянил;и всякий раз, как он набезобразничает, его сажали в тюрьму. Он был оченьдоволен: такая жизнь была ему как раз по душе.

Он что-то уж очень повадился околачиваться вокруг домавдовы, и наконец та ему пригрозила, что, если он этой привычки не бросит, емупридется плохо. Ну и взбеленился же он! Обещал, что покажет, кто Геку Финнухозяин.

И вот как-то весной он выследил меня, поймал и увез в лодкемили за три вверх по реке, а там переправился на ту сторону в таком месте, гдеберег был лесистый и жилья совсем не было, кроме старой бревенчатой хибарки всамой чаще леса, так что и найти ее было невозможно, если не знать, где онастоит.

Он меня не отпускал ни на минуту, и удрать не было никакойвозможности. Жили мы в этой старой хибарке, и он всегда запирал на ночь дверь,а ключ клал себе под голову. У него было ружье, – украл, наверно, где-нибудь, –и мы с ним ходили на охоту, удили рыбу; этим и кормились. Частенько он запиралменя на замок и уезжал в лавку мили за три, к перевозу, там менял рыбу и дичьна виски, привозил бутылку домой, напивался, пел песни, а потом колотил меня.Вдова все-таки разузнала, где я нахожусь, и прислала мне на выручку человека,но отец прогнал его, пригрозив ружьем. А в скором времени я и сам привык тутжить, и мне даже нравилось – все, кроме ремня.