У Джима, негра мисс Уотсон, был большой волосяной шарвеличиной с кулак; он его вынул из бычьего сычуга и теперь гадал на нем. Джимговорил, что в шаре будто бы сидит дух и этот дух все знает. Вот я и пошелвечером к Джиму и рассказал ему, что отец опять здесь, я видел его следы наснегу. Мне надо было знать, что он собирается делать и останется здесь или нет.Джим достал шар, что-то пошептал над ним, а потом подбросил и уронил на пол.Шар упал, как камень, и откатился не дальше чем на дюйм. Джим попробовал ещераз и еще раз; получалось все то же самое. Джим стал на колени, приложил ухо кшару и прислушался. Но толку все равно никакого не было; Джим сказал, что шарне хочет говорить. Бывает иногда, что без денег шар нипочем не станет говорить.У меня нашлась старая фальшивая монета в четверть доллара, которая никуда негодилась, потому что медь просвечивала сквозь серебро; но даже и без этого еенельзя было сбыть с рук – такая она сделалась скользкая, точно сальная наощупь: сразу видать, в чем дело. (Я решил лучше не говорить про доллар, которыймне дал судья.) Я сказал, что монета плохая, но, может, шар ее возьмет, не всели ему равно. Джим понюхал ее, покусал, потер и обещал сделать так, что шарпримет ее за настоящую. Надо разрезать сырую картофелину пополам, положить внее монету на всю ночь, а наутро меди уже не будет заметно и на ощупь она небудет скользкая, так что ее ив городе кто угодно возьмет с удовольствием, а нето что волосяной шар. А ведь я и раньше знал, что картофель помогает в такихслучаях, только позабыл про это.

Джим сунул монету под шар и лег и опять прислушался. На этотраз все оказалось в порядке. Он сказал, что теперь шар мне всю судьбупредскажет, если я захочу. «Валяй», – говорю. Вот шар и стал нашептывать Джиму,а Джим пересказывал мне. Он сказал:

– Ваш папаша сам еще не знает, что ему делать. То думает,что уйдет, а другой раз думает, что останется. Всего лучше ни о чем небеспокоиться, пускай старик сам решит, как ему быть. Около него два ангела.Один весь белый, так и светится а другой – весь черный. Белый его поучит-поучитдобру, а потом прилетит черный и все дело испортит. Пока еще нельзя сказатькоторый одолеет в конце концов. У вас в жизни будет много горя, ну и радоститоже порядочно. Иной раз и биты будете, будете болеть, но все обойдется в концеконцов. В вашей жизни вам встретятся две женщины. Одна блондинка, а другаябрюнетка. Одна богатая, а другая бедная. Вы сперва женитесь на бедной, а потоми на богатой. Держитесь как можно дальше от воды, чтобы чего-нибудь не случилось,потому вам на роду написано, что вы кончите жизнь на виселице.

Когда я вечером зажег свечку и вошел к себе в комнату,оказалось, что там сидит мой родитель собственной персоной!

Я затворил за собой дверь. Потом повернулся, смотрю – вот он,папаша! Я его всегда боялся – уж очень здорово он меня драл. Мне показалось,будто я и теперь испугался, а потом я понял, что ошибся, то есть сперва-то,конечно, встряска была порядочная, у меня даже дух захватило – так оннеожиданно появился, только я сразу же опомнился и увидел, что вовсе не боюсь,даже и говорить не о чем.

Отцу было лет около пятидесяти, и на вид не меньше того.Волосы у него длинные, нечесаные и грязные, висят космами, и только глазасветятся сквозь них, словно сквозь кусты. Волосы черные, совсем без седины, идлинные свалявшиеся баки, тоже черные. В лице, хоть его почти не видно из-заволос, нет ни кровинки – оно совсем бледное; но не такое бледное, как у другихлюдей, а такое, что смотреть страшно и противно, – как рыбье брюхо или каклягва. А одежда – сплошная рвань, глядеть не на что. Одну ногу он задрал наколено; сапог на этой ноге лопнул, оттуда торчали два пальца, и он имипошевеливал время от времени. Шляпа валялась тут же на полу – старая, черная, сширокими полями и провалившимся внутрь верхом, точно кастрюлька с крышкой.

Я стоял и глядел на него, а он глядел на меня, слегкапокачиваясь на стуле. Свечу я поставил на пол. Я заметил, что окно открыто:значит, он забрался сначала на сарай, а оттуда в комнату. Он осмотрел меня сголовы до пяток, потом говорит:

– Ишь ты как вырядился – фу-ты ну-ты! Небось думаешь, что тытеперь важная птица, – так, что ли?

– Может, думаю, а может, и нет, – говорю я.

– Ты смотри, не очень-то груби! – говорит. – Понабралсядури, пока меня не было! Я с тобой живо разделаюсь, собью с тебя спесь! Тоже,образованный стал, – говорят, читать и писать умеешь. Думаешь, отец тебе и вподметки теперь не годится, раз он неграмотный? Это все я из тебя выколочу. Ктотебе велел набираться дурацкого благородства? Скажи, кто это тебе велел?

– Вдова велела.

– Вдова? Вот оно как! А кто это вдове позволил совать нос нев свое дело?

– Никто не позволял.

– Ладно, я ей покажу, как соваться, куда не просят! А ты,смотри, школу свою брось. Слышишь? Я им покажу! Выучили мальчишку задирать носперед родным отцом, важность на себя напустил какую! Ну, если только я увижу,что ты околачиваешься возле этой самой школы, держись у меня! Твоя мать ничитать, ни писать не умела, так неграмотная и померла. И все твои родные так ипомерли неграмотные. Я ни читать, ни писать не умею, а он, смотри ты, какимфрантом вырядился! Не таковский я человек, чтобы это стерпеть, слышишь? Ану-ка, почитай, я послушаю.

Я взял книжку и начал читать что-то такое про генералаВашингтона и про войну. Не прошло и полминуты, как он хватил по книжке кулаком,и она полетела через всю комнату.

– Правильно. Читать ты умеешь. А я было тебе не поверил. Тысмотри у меня, брось задаваться, я этого не потерплю! Следить за тобой буду,франт этакий, и ежели только поймаю около этой самой школы, всю шкуру спущу!Всыплю тебе – опомниться не успеешь! Хорош сынок, нечего сказать!

Он взял в руки синюю с желтым картинку, где был нарисованмальчик с коровами, и спросил:

– Это еще что такое?

– Это мне дали за то, что я хорошо учусь.

Он разодрал картинку и сказал:

– Я тебе тоже дам кое-что: ремня хорошего!

Он долго бормотал и ворчал что-то себе под нос, потомсказал:

– Подумаешь, какой неженка! И кровать у него, и простыни, изеркало, и ковер на полу, – а родной отец должен валяться на кожевенном заводевместе со свиньями! Хорош сынок, нечего сказать! Ну да я с тобой живоразделаюсь, всю дурь повыбью! Ишь напустил на себя важность – разбогател,говорят! А? Это каким же образом?

– Все врут – вот каким.