Он горько засмеялся и несколько позже с тем же чувствомглубочайшего презрения вошёл в Таунтонский замок, чтобы предстать перед судом.Вместе с ним были доставлены Питт и Бэйнс, ибо все они проходили по одному итому же делу, с разбора которого и должен был начаться суд.

Огромный зал с галереями, наполненный зрителями, вбольшинстве дамами, был убран пурпурной материей. Это была чванливая выдумкаверховного судьи, барона Джефрейса, жаждавшего крови. Он сидел на высокомпредседательском кресле. Пониже сутулились четверо судей в пурпурных мантиях итяжёлых чёрных париках. А ещё ниже сидели двенадцать присяжных заседателей.

Стража ввела заключённых. Судебный пристав, обратившись кпублике, потребовал соблюдения полной тишины, угрожая нарушителям тюрьмой. Шумголосов в зале стал постепенно затихать, и Блад пристально разглядывал дюжинуприсяжных заседателей, которые дали клятву быть «милостивыми и справедливыми».Однако внешность этих людей свидетельствовала о том, что они не могли думать нио милости, ни о справедливости. Перепуганные и потрясённые необычнойобстановкой, они походили на карманных воров, пойманных с поличным. Каждый издвенадцати стоял перед выбором: или меч верховного судьи, или веление своейсовести.

Затем Блад перевёл взгляд на членов суда и егопредседателя — лорда Джефрейса, о жестокости которого шла ужасная слава.

Это был высокий, худой человек лет под сорок, спродолговатым красивым лицом. Синева под глазами, прикрытыми набрякшими веками,подчёркивала блеск его взгляда, полного меланхолии. На мертвенно бледном лицерезко выделялись яркие полные губы и два пятна чахоточного румянца.

Верховный судья, как было известно Бладу, страдал отмучительной болезни, которая уверенно вела его к могиле наиболее кратким путём.И доктор знал также, что, несмотря на близкий конец, а может, и благодаряэтому, Джефрейс вёл распутный образ жизни.

— Питер Блад, поднимите руку!

Хриплый голос судебного клерка вернул Блада кдействительности. Он повиновался, и клерк монотонным голосом стал читатьмногословное обвинительное заключение: Блада обвиняли в измене своемуверховному и законному владыке Якову II, божьей милостью королю Англии,Шотландии, Франции и Ирландии. Обвинительное заключение утверждало, что Блад нетолько не проявил любви и почтения к своему королю, но, соблазняемый дьяволом,нарушил мир и спокойствие королевства, разжигал войну и мятеж с преступнойцелью лишить своего короля короны, титула и чести, и в заключение Бладупредлагалось ответить: виновен он или не виновен?

— Я ни в чём не виновен, — ответил он незадумываясь.

Маленький остролицый человек, сидевший впереди судейскогостола, подскочил на своём месте. Это был военный прокурор Полликсфен.

— Виновен или не виновен? — закричал он. —Отвечайте теми же словами, которыми вас спрашивают.

— Теми же словами? — переспросил Блад. —Хорошо! Не виновен. — И, обращаясь к судьям, сказал: — Я должензаявить, что не сделал ничего, о чём говорится в обвинительном заключении. Меняможно обвинить только в недостатке терпения во время двухмесячного пребывания взловонной тюрьме, где моё здоровье и моя жизнь подвергались величайшейопасности…

Он мог бы сказать ещё многое, но верховный судья прервал егомягким, даже жалобным голосом:

— Я вынужден прервать вас. Мы ведь обязаны соблюдатьобщепринятые судебные нормы. Как я вижу, вы не знакомы с судебной процедурой?

— Не только не знаком, но до сих пор был счастлив всвоём неведении. Если бы это было возможно, я вообще с радостью воздержался быот подобного знакомства.

Слабая улыбка на мгновенье скользнула по грустному лицуверховного судьи.

— Я верю вам. Вы будете иметь возможность сказать всё,что хотите, когда выступите в свою защиту. Однако то, что вам хочется сказатьсейчас, и неуместно и незаконно.

Блад, удивлённый и обрадованный явной симпатией и предупредительностьюсудьи, выразил согласие, чтобы его судили бог и страна[13].Вслед за этим клерк, помолившись богу и попросив его помочь вынестисправедливый приговор, вызвал Эндрью Бэйнса, приказал ему поднять руку иответить на обвинение. От Бэйнса, признавшего себя невиновным, клерк перешёл кПитту, и последний дерзко признал свою вину. Верховный судья оживился.

— Ну, вот так будет лучше, — сказал он, и егоколлеги в пурпурных мантиях послушно закивали головами. — Если бы всеупрямились, как вот эти несомненные бунтовщики, заслуживающие казни, — ион слабым жестом руки указал на Блада и Бэйнса, — мы никогда бы незакончили наше дело.

Зловещее замечание судьи заставило всех присутствующихсодрогнуться. После этого поднялся Полликсфен. Многословно изложив существодела, по которому обвинялись все трое подсудимых, он перешёл к обвинению ПитераБлада, дело которого разбиралось первым.

Единственным свидетелем обвинения был капитан Гобарт. Онживо обрисовал обстановку, в которой он нашёл и арестовал трёх подсудимых вместес лордом Гилдоем. Согласно приказу своего полковника, капитан обязан былповесить Питта на месте, если бы этому не помешала ложь подсудимого Блада,который заявил, что Питт является пэром и лицом, заслуживающим внимания.

По окончании показаний капитана лорд Джефрейс посмотрел наПитера Блада:

— Есть ли у вас какие-либо вопросы к свидетелю?

— Никаких вопросов у меня нет, ваша честь. Он правильноизложил то, что произошло.

— Рад слышать, что вы не прибегаете к увёрткам, обычнымдля людей вашего типа. Должен сказать, что никакие увиливания вам здесь и непомогли бы. В конце концов, мы всегда добьёмся правды. Можете не сомневаться.

Бэйнс и Питт, в свою очередь, подтвердили правильностьпоказаний капитана. Верховный судья, вздохнув с облегчением, заявил:

— Ну, если всё ясно, так, ради бога, не будем тянуть,ибо у нас ещё много дел. — Сейчас уже в его голосе не осталось и признаковмягкости. — Я полагаю, господин Полликсфен, что, коль скоро факт подлойизмены этих трёх мерзавцев установлен и, более того, признан ими самими,говорить больше не о чем.

Но тут прозвучал твёрдый и почти насмешливый голос ПитераБлада:

— Если вам будет угодно выслушать, то говорить есть очём.

Верховный судья взглянул на Блада с величайшим изумлением,поражённый его дерзостью, но затем изумление его сменилось гневом. Нанеестественно красных губах появилась неприятная, жёсткая улыбка, исказившаяего лицо.