Вы, конечно, не предполагаете, что это приказаниедиктовалось какими-то соображениями гуманности. Лорд Черчилль, один из видныхсановников Якова II, был совершенно прав, заметив как-то, что сердцекороля столь же чувствительно, как камень. «Гуманность» объяснялась просто:массовые казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в товремя как в колониях не хватало людей для работы на плантациях, и здорового,сильного мужчину можно было продать за 10—15 фунтов стерлингов. Немалосановников при дворе короля имели основания претендовать на королевскующедрость, и сейчас представлялся дешёвый и доступный способ для удовлетворенияих насущных нужд.

В конце концов, что стоило королю подарить своимприближённым некоторое количество осуждённых бунтовщиков?

В своём письме лорд Сэндерленд подробно описывал все деталикоролевской милости, заключённой в человеческой плоти и крови. Тысяча осуждённыхотдавалась восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы. Всехэтих людей следовало немедленно отправить в южные владения короля, где они идолжны были содержаться впредь до освобождения через десять лет. Лица, которымпередавались заключённые, обязывались обеспечить их немедленную перевозку.

От секретаря лорда Джефрейса мы знаем, как в эту ночьверховный судья в пьяном бешенстве яростно поносил это недопустимое, на еговзгляд, «милосердие» короля. Нам известно, что в письме, посланном королю,верховный судья пытался убедить его пересмотреть своё решение, однако корольЯков отказался это сделать. Не говоря уже о косвенных прибылях, которые онполучал от этого «милосердия», оно вполне соответствовало его характеру. Корольпонимал, что многие заключённые умрут мучительной смертью, будучи не всостоянии перенести ужасы рабства в Вест-Индии, и судьбе их будут завидоватьоставшиеся в живых товарищи.

Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс иДжереми Питт, вместо того чтобы быть повешенными, колесованными ичетвертованными, как определялось в приговоре, были отправлены вместе с другимипятьюдесятью заключёнными в Бристоль, а оттуда морем на корабле «Ямайскийкупец». От большой скученности, плохой пищи и гнилой воды среди осуждённыхвспыхнули болезни, унёсшие в океанскую могилу одиннадцать человек. Средипогибших оказался и несчастный Бэйнс.

Смертность среди заключённых, однако, была сокращенавмешательством Питера Блада. Вначале капитан «Ямайского купца» бранью иугрозами встречал настойчивые просьбы врача разрешить ему доступ к ящику слекарствами для оказания помощи больным. Но потом капитан Гарднер сообразил,что его, чего доброго, ещё притянут к ответу за слишком большие потери живоготовара. С некоторым запозданием он всё же воспользовался медицинскимипознаниями Питера Блада. Улучшив условия, в которых находились заключённые, иналадив медицинскую помощь, Блад остановил распространение болезней.

В середине декабря «Ямайский купец» бросил якорь вКарлайлской бухте, и на берег были высажены сорок два оставшихся в живыхповстанца.

Если эти несчастные воображали (а многим из них, видимо, таки казалось), что они едут в дикую, нецивилизованную страну, то одного взглядана неё, брошенного во время торопливой перегрузки живого товара с корабля влодки, было достаточно, для того чтобы изменить это представление. Они увиделидовольно большой город с домами европейской архитектуры, но без сутолоки,характерной для городов Европы. Над красными крышами возвышался шпиль церкви.Вход в широкую бухту защищался фортом, из амбразур которого во все стороныторчали стволы пушек. На отлогом склоне холма белел фасад большогогубернаторского дома. Холм был покрыт ярко-зелёной растительностью, какаябывает в Англии в апреле, и день напоминал такой же апрельский день в Англии,поскольку сезон дождей только кончился.

На широкой мощёной набережной выстроился вооружённый отрядмилиции, присланный для охраны осуждённых. Здесь же собралась толпа зрителей,по одежде и по поведению отличавшаяся от обычной толпы в любом морском портуАнглии только тем, что в ней было меньше женщин и больше негров.

Для осмотра выстроенных на молу осуждённых приехалгубернатор Стид — низенький полный человек с красным лицом, одетый вкамзол из толстого голубого шёлка, обильно разукрашенный золотыми позументами.Он слегка прихрамывал и потому опирался на прочную трость из чёрного дерева.Вслед за губернатором появился высокий, дородный мужчина в форме полковникабарбадосской милиции. На большом желтоватом лице его словно застыло выражениенедоброжелательства. Рядом с ним шла стройная девушка в элегантном костюме дляверховой езды. Широкополая серая шляпа, украшенная алыми страусовыми перьями,прикрывала продолговатое, с тонкими чертами лицо, на котором тропический климатне оставил никаких следов. Локоны блестящих каштановых волос кольцами падали наплечи. Широко поставленные карие глаза открыто смотрели на мир, а на лице еёвместо обычного задорного выражения сейчас было видно сострадание.

Питер Блад спохватился, поймав себя на том, что он не сводитудивлённых глаз с очаровательного лица этой девушки, находившейся здесь явно нена месте. Обнаружив, что она, в свою очередь, также пристально егоразглядывает, Блад поёжился, чувствуя, какое печальное зрелище он представляет.Немытый, с грязными и спутанными волосами и давно не бритой чёрной бородой, влохмотьях, оставшихся от некогда хорошего камзола, который сейчас обезобразилбы даже огородное пугало, он совершенно не подходил для того, чтобы на негосмотрели такие красивые глаза. И тем не менее эта девушка с каким-то почтидетским изумлением и жалостью продолжала его рассматривать. Затем она коснуласьрукой своего компаньона, который с недовольным ворчанием повернулся к ней.

Девушка горячо говорила ему о чём-то, но было совершенноочевидно, что полковник слушал её невнимательно. Взгляд его маленьких блестящихглаз, расположенных близко к мясистому крючковатому носу, перешёл с неё иостановился на светловолосом крепыше Питте, стоявшем рядом с Бладом.

Но тут к ним подошёл губернатор, и между ними завязалсяобщий разговор.

Девушка говорила очень тихо, и Блад её совсем не слышал; словаполковника доносились до него в форме неразборчивого мычания. Губернатор же,обладавший пронзительным голосом, считал себя остроумным человеком и любил,чтобы ему все внимали.

— Послушайте, мой дорогой полковник Бишоп. Вампредоставляется право первого выбора из этого прекрасного букета цветов и потой цене, которую вы назначите сами. А всех остальных мы продадим с торгов.

Полковник Бишоп кивнул головой в знак согласия:

— Ваше превосходительство очень добры. Но, клянусьчестью, это не партия рабочих, а жалкое стадо кляч. Вряд ли от них будеткакой-нибудь толк на плантациях.

Презрительно щуря маленькие глазки, он вновь осмотрел всехосуждённых, и выражение злой недоброжелательности на его лице ещё болееусилилось. Затем, подозвав к себе капитана «Ямайского купца» Гарднера, оннесколько минут разговаривал с ним, рассматривая полученный от него список.