Она нетерпеливо махнула рукой и, отведя на мгновение свойвзгляд от собеседника, поглядела на море. Её брови нахмурились, и она сновавзглянула на Блада:

— Но если вы не повстанец, то как же попали сюда?

Он понял, что она сомневается, и засмеялся.

— Честное слово, это длинная история, — сказал он.

— И вероятно, она относится к числу таких, о которых выпредпочли бы умолчать.

Тогда он кратко рассказал ей о том, что с ним приключилось.

— Боже мой! Какая подлость! — воскликнулаАрабелла, выслушав его.

— Да, Англия стала «чудесной» страной при короле Якове.Вам не нужно жалеть меня. На Барбадосе жить лучше. Здесь по крайней мере можноещё верить в бога.

Говоря об этом, он посмотрел на высившуюся вдали тёмнуюмассу горы Хиллбай и на бесконечный простор волнуемого ветрами океана. Бладневольно задумался, как бы осознав под впечатлением чудесного вида,открывшегося перед ним, и свою собственную незначительность и ничтожество своихврагов.

— Неужели жизнь так же грустна и в другихместах? — печально спросила она.

— Её делают такой люди, — ответил Блад.

— Понимаю. — Она засмеялась, но в смехе её звучалагоречь. — Я никогда не считала Барбадос раем, но вы, конечно, знаете мирлучше меня. — Она тронула лошадь хлыстом. — Рада всё же, что вашасудьба оказалась не слишком тяжёлой.

Он поклонился. Арабелла поехала дальше. Негры побежали заней.

Некоторое время Блад стоял, задумчиво рассматриваяблестевшую под лучами солнца поверхность огромной Карлайлской бухты, чаек,летавших над ней с пронзительными криками, и корабли, отдыхавшие у набережной.

Здесь действительно было хорошо, но всё же это была тюрьма.В разговоре с девушкой Блад преуменьшил своё несчастье.

Он повернулся и мерной походкой направился к группебеспорядочно расположенных хижин, сделанных из земли и веток. В маленькойдеревушке, окружённой палисадом, ютились рабы, работавшие на плантации, а сними вместе жил Блад.

В его памяти зазвучала строфа из Ловласа[16]:

Железные решётки мне не клетка,

И каменные стены — не тюрьма…

Однако он придал этим словам новое значение, совсемпротивоположное тому, что имел в виду поэт.

«Нет, — размышлял он. — Тюрьма остаётся тюрьмой,даже если она очень просторна и у неё нет стен и решёток».

Он с особой остротой понял это сегодня и почувствовал, чтогорькое сознание рабского положения с течением времени будет только всё большеобостряться. Ежедневно он возвращался к мысли о своём изгнании из мира и всёреже и реже к размышлениям о той случайной свободе, которой ему далипользоваться. Сравнение относительно лёгкой его участи с участью несчастныхтоварищей по рабству не приносило ему того удовлетворения, которое мог быощущать другой человек. Больше того, соприкосновение с их мучениями увеличивалоожесточение, копившееся в его душе.

Из сорока двух осуждённых повстанцев, привезённыходновременно с Бладом на «Ямайском купце», двадцать пять купил Бишоп. Остальныебыли проданы другим плантаторам — в Спейгстаун и ещё дальше на север.Какова была их судьба, Блад не знал; с рабами же Бишопа он общался всё время ивидел ужасные их страдания. С восхода до заката они трудились на сахарныхплантациях, подгоняемые кнутами надсмотрщиков. Одежда заключённых превратиласьв лохмотья, и некоторые остались почти нагими; жили они в грязи; кормили же ихтак плохо, что два человека заболели и умерли, прежде чем Бишоп предоставилБладу возможность заняться их лечением, вспомнив, что рабы являются для негоценностью. Один из осуждённых, возмутившийся свирепостью надсмотрщика Кента, вназидание остальным был насмерть запорот плетьми на глазах у своих товарищей.Другой, осмелившийся бежать, был пойман, доставлен обратно и выпорот, послечего ему на лбу выжгли буквы «Б. К.», чтобы до конца жизни все знали, что этобеглый каторжник. К счастью для страдальца, он умер от побоев.

После этого тоскливая безнадёжность охватила осуждённых.Наиболее строптивые были усмирены и стали относиться к своей невыносимо тяжёлойсудьбе с трагической покорностью отчаяния.

Только один Питер Блад, счастливо избегнув всех этихмучений, внешне не изменился, хотя в его сердце день ото дня росли ненависть кпоработителям и стремление бежать из Бриджтауна, где так безжалостно глумилисьнад людьми. Стремление это было ещё слишком смутным, но он не поддавалсяотчаянию. Храня маску безразличия, Блад лечил больных с выгодой для полковникаБишопа и всё более уменьшал практику двух других медицинских мужей Бриджтауна.

Избавленный от унизительных наказаний и лишений, ставшихпечальным уделом его товарищей, он сумел сохранить уважение к себе, и дажебездушный хозяин-плантатор обращался с ним не так грубо, как с остальными. Всемэтим он был обязан подагре губернатора Стида и, что ещё более важно, мигрениего супруги, которой губернатор во всём потакал.

Изредка Блад видел Арабеллу Бишоп. Каждый раз онаразговаривала с ним, что свидетельствовало о наличии у неё какого-то интереса кдоктору. Сам Блад не проявлял склонности к тому, чтобы затягивать эти встречи.Он убеждал себя, что не должен обманываться её изящной внешностью,грациозностью молодости, мальчишескими манерами и приятным голосом. За всю своюбогатую событиями жизнь он не встречал большего негодяя, чем её дядя, а ведьона была его племянницей, и какие-то пороки этой семьи — быть может, также безжалостная жестокость богачей-плантаторов могла перейти и к ней. Поэтомуон избегал попадаться на глаза Арабелле, а когда уж нельзя было уклониться отвстречи, то держался с ней сухо и вежливо.

Какими бы правдоподобными ни казались ему своипредположения, Блад поступил бы лучше, если бы поверил инстинкту,подсказывающему ему совсем иное.

Хотя в жилах Арабеллы и текла кровь, родственная полковникуБишопу, у неё не было его пороков, к счастью, этими пороками обладал только он,а не вся их семья. Брат полковника Бишопа — Том Бишоп, отец Арабеллы, былдобрым и мягким человеком. Преждевременная смерть молодой жены заставила ТомаБишопа покинуть Старый Свет, чтобы забыться в Новом. С пятилетней дочкойприехал он на Антильские острова и стал вести жизнь плантаторов. С самогоначала его дела пошли хорошо, хотя он мало о них заботился. Преуспев в НовомСвете, он вспомнил о младшем брате, военном, служившем в Англии ипользовавшемся репутацией вздорного, жестокого человека. Том Бишоп посоветовалему приехать на Барбадос, и этот совет подоспел как раз в то время, когдаВильяму Бишопу из-за необузданности его характера потребовалась срочнаяперемена климата. Вильям приехал на Барбадос, и брат сделал его совладельцемплантаций. Шесть лет спустя Бишоп-старший умер, оставив пятнадцатилетнюю дочьна попечение дяди. Пожалуй, это была единственная его ошибка, но, будучи добрыми отзывчивым человеком, он приукрашивал и других людей. Он сам воспитывалАрабеллу, выработал в ней самостоятельность суждений и независимость характера,но, видимо, всё же преувеличивал значение своего воспитания.