листом фанеры и командовал: «Ну, забирайтесь». Мы карабкались на импровизированную трибуну, чтобы помахать Сната-Клаусу с лучшей смотровой площадки во всем городе, а отец прикладывался к бутылочке мятного ликера, которым охотно делился с нами.

В канун Рождества мы посещали мессу в церкви Святых Кирилла и Мефодия Словацкой греко-католической церкви, недалеко от Ван-Дайк-авеню в Детройте. Богато украшенный старый храм тогда уже начинал разрушаться, а то, что от него осталось, снесли в 2003 году. Впрочем, в дни моего детства это было достаточно монументальное сооружение, вполне способное внушить нам страх Божий. На своде выше алтаря огромными готическими буквами была выведена надпись KLANAJME SA VECNE SVIATOSTI OLTARNEJ! («Поклоняемся вечной святости алтаря!»). Святые Кирилл и Мефодий – апостолы, обратившие словаков в христианство в IX веке, и богослужения проходили на словацком или латинском языках, ни один из которых я не понимала.

Мы с Беном почти каждое воскресенье ходили в церковь с бабушкой и дедушкой по материнской линии, а иногда отправлялись всей семьей, с мамой и папой. Краем глаза я наблюдала, как отец неизбежно засыпал во время мессы, а потом бывал большой воскресный обед в доме у бабушки. Прежде чем приступить к нарезанной спиралью ветчине и запеченному картофелю, надо было «омыть» руки серебряным пятидесятицентовиком, чтобы привлечь богатство. Когда нам с Беном позволяли выйти из-за стола, мы часами играли на чердаке: в огромной пыльной сокровищнице воспоминаний, тайн и увлекательных предметов, среди которых были кирка и фонарь – обязательные для шахтера-забойщика инструменты, принадлежавшие когда-то деду. Как и его отец, в честь которого ему дали имя, он раньше трудился в темной горе. Каждый из них, работая в угольных шахтах, потерял хотя бы один палец на руках. Теперь, совершая восхождения, я делаю замах, чтобы выгнуть ледоруб в склон, и непременно думаю о них, об этих сердечных добряках, характер которых закалился в страданиях и невзгодах. Они махали киркой и оставляли свою кровь на камнях, смиренные и несгибаемые, не прекращавшие двигаться вперед.

Когда мы с братом играли на чердаке, дедушка любил пугнуть нас, шепотом произнося что-нибудь в вентиляцию либо стуча и гремя ключами. Вдруг из ниоткуда раздавался неведомый голос: «У-у-у-у…» Мы с Беном застывали совершенно неподвижно, пытаясь сообразить, что же это такое, а потом выдержка подводила, и мы скатывались вниз по ступенькам, во все горло вереща и в полной уверенности, что на чердаке живут привидения.

Когда я была маленькой, мы много времени проводили в доме бабушки и дедушки. Мама была младшей из их шестерых детей. Сестра была старше ее на 22 года. Помню, как бабушка учила меня вставать на колени и складывать руки для молитвы. Она терпеливо ждала, пока я припоминала наизусть Молитву Господню, говорила мне о том, что надо быть благодарной, хранить смирение и верить. Бабушка рассказывала множество историй: это были короткие, содержательные басни, которые всегда заканчивались нравоучительной моралью, и длинные, увлекательные повествования о наших предках, выходцах из Австро-Венгрии.

– Расскажу вам историю о матери моего отца, – говорила она. – Это чудесная история, и все же немного груст-ная. Она была родом из королевской родни. Моя кузина нашла фотографию, так что вы сами можете убедиться, была очень хороша собой и хорошо образованна, но вышла замуж за простолюдина, поэтому ее семья отреклась от нее. Они прислали к ней карету, битком набитую ее платьями. Словно хотели сказать: «Где себе постелила, там и спи», – бабушка отряхивала одну ладонь другой, показывая, как семья отказалась от нее. – Ну а теперь расскажу о моей матери. Они были очень бедные. Каждый день они с отцом выгоняли овец на луг пастись, а каждый вечер гнали их домой, так что в школу она никогда не ходила. Не умела ни читать, ни писать, пока не вышла замуж за моего отца. Это он научил ее грамоте. Его мать была хорошо образованна, ну и он тоже.

Я слушала рассказы о том, как люди выбирали любовь, а не деньги, как преодолевали жестокие невзгоды, а потом возвращалась домой с родителями, которые уже были наполовину пьяны, когда садились в машину, и полностью пьяны, когда мы с Беном натягивали на головы одеяла, пытаясь заснуть. С годами территория вокруг храма Святых Кирилла и Мефодия пришла в упадок и превратилась в пустырь, выжженный призрак старого квартала. В последний раз я была там на похоронах брата. Спустя некоторое время церковь разрушилась, и говорили, что в руинах живут привидения. Будучи сентиментальной, пока церковь окончательно не рухнула, мать отвела нас с Джонатаном туда на экскурсию. Я подобрала у фасада приличный обломок мрамора, и он путешествует со мной по всему свету, где бы я ни устраивала свой дом.

Рождество 2012 года было настолько праздничным, насколько я была способна притворяться. Штат Мэн расположен относительно недалеко, и поездка туда не отняла слишком много времени от тренировок, но это все, что стоит знать о штате Мэн зимой: я вернулась здоровой из Антарктиды, только чтобы слечь с ужасной простудой, которую подхватила в Мэне. Одаривший меня лающим кашлем бронхит затянулся, забивая грудную клетку и носовые пазухи, пока я укладывала вещи, собираясь в Аргентину. Кроме того, с ногами у меня до сих пор была полная беда. Врачи в Юнион-Глейшер не смогли установить диагноз – истинное или ботиночное обморожение, но в Бостоне ортопед заверил меня, что особого различия между ними нет. Покрытые волдырями пальцы ничего не чувствовали, оставались фиолетовыми и раздутыми от жидкости. Я принимала кайенский перец и стручковый перец в капсулах, они должны были снять отек, но от такого лечения несчастный желудок расстроился вконец. Хватило бы пальцев двух рук, чтобы сосчитать, сколько дней мне удалось нормально тренироваться. Утешала мысль о том, что при восхождении со мной будут верные друзья, Остин и Дэниел, но потом Остин рассказал мне по электронной почте о том, как в первый раз ему не удалось подняться на Аконкагуа. Просматривая блоги более опытных альпинистов, я заметила, что такое часто случается.

Что же это за гора такая, что столько народу терпят на ней неудачу, гадала я.

Возьмем, например, высоту: почти 7010 м, это не только высочайшая гора Южной Америки, но и самый высокий пик обеих Америк, а также Южного и Западного полушарий. Многие пытались подняться на нее в самом начале своей серии Семи вершин, считая эту гору просто одной из списка. Традиционный маршрут через долину Хорконес обычно занимает около трех недель, с юга он ведет на западный склон горы. Сама гора казалась довольно простой, за исключением вершины, где нам предстояло пересечь наклонный траверс длиной 214 м, ведущий к скалистому кулуару и обрывистым провалам, а