В теории вид на море должен был помочь, но на практике мне разок-другой захотелось утопиться. Ненадолго. Утопиться так, чтобы убить ту часть мозга, которая хранила информацию о зиме пятилетней давности.

Пришла в голову тупая мысль. Вначале я собирался ее отсечь, но затем понял, что все к этому, наверное, и вело. К этой тупой мысли. Других вариантов не было. Кроме того, все хорошее и плохое в моей жизни начиналось, как правило, с тупой мысли, и потом далее, по цепочке…

– Гребаная цепочка, – пробормотал я, покачал головой и стукнул кулаком в офисную дверь, на которой висела табличка «ЗАУР БАГОМАЕВ».

– Только по записи! – прозвучало из-за двери.

Знакомый грубый тон, будто эхо из прошлого. С момента нашего прощания мы больше не виделись, но знали друг о друге из новостей, из газет. Мы оба мелькали в СМИ довольно часто, однако около года назад Заур пропал из информационного пространства. Все, что я смог выяснить у его коллег, – это адрес. Точнее, номер кабинета в большом офисном здании.

«Это я, Арсен, журналист», «Это я, тот, кто раскрыл главное убийство в истории Дагестана!», «Это я, тот городской нытик»… Я продумывал остроумный ответ, но дверь отворилась раньше.

– Ха! – Заур неожиданно расплылся в улыбке. – Гвоздь в жопе! – А вот это был уже знакомый мне Заур.

– Салам алейкум, – сказал я и попытался изобразить что-то похожее на улыбку. Что получилось по факту, не знаю.

– Ваалейкум ассалам! Заходи, – ответил он и, грубо схватив меня за руку, втащил в кабинет.

Я сказал бы, что эта каморка мало чем отличалась от кабинета журналиста. Стопки бумаг, запах пыли вперемешку с запахами давно не очищавшегося кондиционера. Маленькое окошко, служившие для того, чтобы пулять оттуда окурками и иногда проверять, что снаружи – день или уже ночь.

– Ну как? – спросил он и с грохотом опустился в свое дерматиновое (от дерматина там не осталось почти ничего) потертое кресло.

– Что? – спросил я.

– Это. – Он кивнул куда-то в воздух, вероятно, имея в виду жалкое подобие рабочего кабинета.

Я окинул взглядом все четыре стены и ответил:

– Норм. А что это? Вас перевели в город?

– Это кабинет, а я уволился. Около года назад. Садись. Чай-май?

– Нет, спасибо, не буду. Жарко, – ответил я и сел по другую сторону стола.

– Будешь. Чай в жару самое то. В Дербенте не был, что ли? – спросил он, но это был риторический вопрос. Имелось в виду, что любители пить чай в любую погоду всегда жили на юге республики. – Ты не против, если я закурю?

– Нет.

– Ты еще не начал?

– Начал и бросил.

– Хм. – Он смерил меня взглядом. Вероятно, я заработал уважения на один балл. Тот самый балл, который пытался заработать в день нашего знакомства у участкового Каримдина, ответив ему так же. – Значит, покоцала-таки жизнь?

– Как там, в горах, больше не коцала, – ответил я спокойно.

Он, задумавшись, кивнул. Мы немного помолчали, делая вид, что увлечены бардаком на столе, а потом он сказал:

– Юрист теперь я. Точнее, буду, если всю эту хуйню изучу. – Он показал на стопку распечаток.

– Будете сдавать экзамен?

– Не. Какой, блядь, экзамен?! Уже нарисовали все, что нужно. Тупой я просто. Ни хуя не понимаю в этом. А жить, сука, надо. Двадцати тысяч пенсии маловато.

– Не скучаете?

– Знаешь, что я делал этот год?

– Пытались отдохнуть, но поняли, что не можете не работать в органах? Я много об этом слыш…

– Бухал я, – перебил он. – Отдыхал и бухал по-черному. Это был настоящий пиздец. В хорошем смысле слова. Турция, Египет, Болгария. Честно сказать, неплохо отдохнул и ни одного дня, я тебе за слова отвечаю, ни одного дня не скучал по работе. Но одна проблема. Бабки нужны. За год я просрал полтора ляма, все мои накопления, но оно того стоило. Каждый день я вспоминал о том, через какой пиздец я прошел во время войны, а потом когда был следаком. И это дело Хабиба… – Он замолчал и покачал головой. – Бухать начал. Больше, чем хотел, но столько, сколько надо, чтобы выкинуть все это из башки.

– Алкоголь не лучший помощник, – прокомментировал я так просто, чтобы участвовать в разговоре.

– Это уже когда вернулся. Когда бабок не было на отдых за границей… Сон пропал. Эта хуйня начала лезть в голову опять… со всех, сука, щелей. Бухаю и тех девочек вижу. И других людей. Больше всего боялся, что вторая чеченская вернется. Две недели назад вернулась. И я понял: всё уже. Наигрался. Надо что-то делать. В органы ни за что, но обслуживать, документы чирикать – это я могу. Ну, научусь. Вот, бросил бухать, уже десять дней… Чтобы я десять дней подряд не бухал… это, блядь… это вам не шутки. Лет с восемнадцати стабильно хотя бы раз в неделю заряжался. А тут вот сухой. Даже заказ получил. – Он гордо показал огрызок бумаги с номером и инициалами. – Вот чем живу. А ты?

– Ну, работаю, – выдавил я, потому что не знал, что можно вставить после зауровской истории. – Пишу иногда.

– Да, я читаю. Шляпа, конечно, в основном, но иногда интересные вещи тоже бывают. Ты молодец.

– Спасибо.

– Так что пришел? Насчет трупа в парке? Рассказывай, нужен совет опытного волка? – Заур развалился в кресле (скрип ясно давал понять, что, если Заур не начнет утренние пробежки, дело закончится производственной травмой).

«Хвастливый говнюк», – подумал я.

– А, нет. Я тут по другому поводу. А вам что-нибудь известно об этом деле?

– Нет, даже не спрашивал. Знать ничего не хочу о трупах. Я подумал, что ты хочешь что-то рассказать.

– Хочу рассказать, но про другой труп.

Думаю, мой взгляд выдал, что я имею в виду. За нескольких секунд слегка расплывшееся лицо Заура приобрело черты того пса, целью жизни которого было выйти на след виновного. Во взгляд вернулась та жесткость, с которой он смотрел на своих жертв в допросной. Заур зашевелил губами, будто пробовал на вкус сказанные мною слова. В тот момент мне показалось, что разговор