– Что? – ахнула Эля.

Лысый повернулся к следователю и вежливо попросил листик, для адреса.

Тот дал лист и ручку.

Лысый написал адрес, показал написанное следователю, тот кивнул. Лысый аккуратно сложил бумажку пополам и дал Эле.

– Заберешь пальто свое там. Чем можешь, помоги. У него никого в вашей стране нету.

Следователь встрепенулся.

– А ты ж говорил, гражданство не паленое у вас?

– Гражданство и у него, и у меня честное, дорогое, не паленое ни разу, – твердо сказал лысый, – а вот своих у нас нет никого.

– Так давай я в опеку позвоню? – предложил следователь.

– Не надо в опеку! Эх… Опека его и так найдет теперь. Хоть не торопи. Гелиндже, чем можешь. Если не сможешь, так и быть. Пожалуйста. Не надо его в опеку.

Эля оторопело кивнула, забрала свою сумку, куртку лысого и листик. Следователь велел ей дождаться, увел лысого, вернулся, вывел ее наружу. Она села в машину, кинула сумку и куртку на соседнее сиденье и минут пять сидела неподвижно с зажатым в руке листком.

Это вам уже не Мика с его винчестером, это подстава так подстава, товарищи.

Отдышавшись, она вбила адрес в навигатор и дунула туда. Школьник? Вот все это время сидел один? Матерь вашу! А если… «Ладно, – думала она, крутя руль, – если пацана уже забрали в систему, можно поискать будет, потом через следака передать, что как. Но йопт».

Подъезд не запирался. Эля с курткой в руке поднялась на четырнадцатый этаж, позвонила в дверь.

– Кто там? – раздался глухой бас с той стороны. Сердце у Эли упало.

Открыл дверь джигит в трениках и с голым гладким брюхом, которое оказалось у Эли почти перед носом – джигит был ростом под метр девяносто.

– Ты кто? – сурово спросил джигит.

– А где Сирожиддин? – в ужасе спросила Эля.

– Я Сирожиддин, – ответил джигит, и тут Эля поняла, что усы у джигита довольно-таки прозрачные, румянец – нежный, а подбородок не выбритый, а еще девичий.

– Боже, – ахнула Эля, – а Нахимджон сказал, что ты школьник… Я подумала, ты вот такой… – Она показала ладонью чуть выше метра от пола.

– В сердце Нахимджона, – горько сказал джигит, – я вот такой, – и показал ладонями что-то с Варвару размером. – Заходи. Это ведь его куртка, да?

Через полтора часа, дозвонившись Анечке, а потом еще Мике, чтобы сегодня ее не ждали, Эля взяла не слишком туго набитую спортивную сумку с вещами старшего Хайруллоевича, красное пальто в другую руку и пошла к лифту. За ней следом шел младший Хайруллоевич с заслуженным походным рюкзаком за спиной и прижатым к груди ноутбуком. Ключи бросили в почтовый ящик. Умная Эличка в шоке от происходящего молчала. Все бы ничего, и младший Хайруллоевич производил впечатление не то чтобы отморозка, что вполне бывает даже с нормальными семейными детьми в этом жеребячьем возрасте. Да вот только умная Эличка отлично помнила, что их с Аней квартирохозяйка была на всю голову упоротая фофудьеносица и строго следила за этнической и моральной чистотой постоялиц. Ивана удалось вписать на более-менее постоянной основе только потому, что Эля написала очень формальное заявление об отсутствии возражений, а главное, сам Иван имел очень успокаивающий для хозяйки экстерьер: пшеничная бородка, белые брови, серые глаза.

В каком качестве продать хозяйке присутствие в квартире Сирожиддина, идей у Эли не было никаких. А здешний квартирохозяин уже неделю как наведывался ежедневно и сильно поощрял тинейджера-переростка к отбытию, а также намекал на изъятие в качестве оплаты долга материальных ценностей, а именно ноутбука, за который Сирожиддин собирался биться до последнего.

В Элину квартиру они вошли без проблем (но умная Эличка не велела расслабляться – любая из соседок, старых приятельниц хозяйки, могла стукнуть о присутствии «неруси» в любую секунду). Анечка увела Сирожиддина жрать и собеседовать, Эля вытащила с антресолей и посередине комнаты надула электронасосом боевой гостевой матрас, застелила постель, вытащила с полки гостевое же полотенце и пригорюнилась. Она и песика-то заводить в Москве не решалась. А тут, закуси меня пчела, подросток.

Хлопнула входная дверь, Эля подпрыгнула на полметра, но услышала рокочущий Ванькин голос и успокоилась.

Наконец сытый-мытый и отсобеседованный Сирожиддин тихо уплелся спать, а Аня, Ваня и Эля сели держать совет на кухне. Иван решительно расставил стаканы для тяжелого бухла, натрусил в каждый льда из морозилки и плеснул недопитого в прошлый раз виски.

Анечка открыла свой молескин и нахмурилась.

– До шестнадцати – год и два месяца.

Эля тихо застонала и замахнула большой глоток.

– Основной интерес, как говорит, программирование игр, Ваня завтра погоняет его вечером, что он там имеет в виду под программированием, как по мне, ребенок знает слова лучше, чем если бы просто пырил видосики. Успеваемость – хорошо по техническим наукам включая химию, тройбаны по всей гуманитарной части, хуже всего по истории и обществознанию, но я подозреваю, что там с учителем какой-то рамс.

– Во, со школой что-то можно сделать? – спохватилась Эля. – Ездить же немыслимо туда по утрам каждый день.

– А он не там учится, где они с братом жили, а возле метро «Университет», – обрадовала Аня. – Я поспрашиваю девчонок в нашей профгруппе, может, там кто работает знакомый. Перевести нельзя, это должен родитель или опекун делать. Вообще, не дай бог школа прознает, что парень ничей, его вышибут в опеку одним движением, им все эти риски не уперлись никуда.

– К универу-то я могу возить, – задумчиво сказал Иван, – мне, конечно, так рано не надо, но я мог бы в зал ходить с утра…

– Ну не к самой школе, – уточнила Анечка. – Кто-нибудь стукнет, что парня каждое утро высаживает непохожий на него мужик, – и кабзда, полетит сигнал по трубам.

– Ой, да, – поежился Иван, – мне самому тогда будет весело.

– Да-да, – беспощадно согласилась Аня, – минобраз такого не простит.

Эля стукнула себя стаканом по зубам, больно зацепив верхнюю губу, но справилась и все-таки отхлебнула.

– Прописка у чувака новомосковская, постоянная, – продолжила Аня, – в душе не чаю, насколько надежная, но в московской базе, в поликлинике, на школьном сайте – везде он отражается как нормальный прописанный гражданин, всё как положено. Сиротские на него не оформлены, свидетельств о смерти родни никаких нет, говорит, что и у брата не было ничего. Вообще говорит, что они там свалили из-под какого-то криминала чуть ли не пешком через границы. Пока не пойму, правда ли, нет. Он что-то юлит, но в таких раскладах не грешно. Дня за три я картину более-менее составлю, пока не могу точно сказать.

Она посмотрела на Элю, осторожно положила молескин на стол, встала, подошла совсем близко, прижала Элину голову к своему животу и медленно стала покачивать.

– Набери ей, Вань, воды с пеной. В шоке наша звезда.

– Да кто бы не