– Верно, его конфискуют в качестве вещдока, потом «потеряют»,а нас посадят вместе, меня за работу, а вас за заказ.

Кока ушла от Бориса, ощущая себя больной, наверное, нажизненном пути активной, умеющей всегда добиваться своего дамы ювелир былединственным человеком, который сумел поставить ее на место. Причем опыт былнастолько болезненным, что Кока сейчас повторяла, словно заезженная пластинка:

– Вот сволочь! Ну скажи, мерзавец!

– Абсолютно согласен, – закивал я, – странно,однако, что Борис не растерял всех клиентов.

Кока уперла ручонку в костлявый бок.

– Так и лишился бы практики, слухи-то по Москвепоползли, только он погиб.

Я откинулся в кресле.

– Гофмайстер умер?

– Да, – торжествующе воскликнула Кока.

– Давно?

Собеседница подперла кулаком щеку.

– Ну… не вспомню, достаточно лет прошло.

Я почувствовал глубокое разочарование, похоже, мы с Норойнапоминаем двух охотничьих собак, которые, учуяв запах дичи, пронеслись черезлес, переплыли реку, выскочили на опушку и обнаружили на ней ребенка, пасущегогусей, вроде добыча, да не та.

– Ужасной смертью жизнь закончил, – радостновещала Кока.

– Что с ним случилось?

– Сгорел заживо, на даче, – засверкала глазамиКока. – У Бориса дом имелся под Москвой. Я, конечно, к нему звана не была,но те, кто ездил, захлебывались от восторга, шикарное здание. Снаружи, правда,оно смотрелось убогой избушкой, но внутри! Дворец! Гофмайстер небось воровбоялся, вот и поставил стальную дверь, а окна забрал решетками, это его исгубило.

Когда огонь полыхнул, ночь стояла, Борис не сразу проснулся,очнулся, когда пламя уже бушевало вовсю. Как на грех, железную дверь заклинило,а окошки-то зарешечены, вот и погиб, царствие ему небесное, жулику!

Кока на секунду перевела дух, я воспользовался паузой ибыстро спросил:

– Арина тоже сгорела?

– Дочь его? Нет, жива осталась.

– Вот бы невеста мне была, – протянул я, –богатая! Небось от папеньки капитал остался.

Кока поелозила на диване.

– Ничего о ней не слышала. Борис в свое время девчонкуусиленно в свет выводил, хотел ей пару найти, но потом пожар произошел, и что сАриной стряслось, понятия не имею.

– Нет ли у вас случайно ее координат?

Кока призадумалась.

– Ну… могу, конечно, Ольге Корякиной звякнуть.Понимаешь, жена Борьки давным-давно покойница, родила Арину и преставилась.Гофмайстер снова не женился, так по бабам таскался, последней его обоже Ольгасостояла, она в тот день чудом на даче с любовничком не осталась, да уж,повезло. Зубы у нее заболели, пошла к стоматологу, а тот лишь хуже сделал, вотОля и сумела только до городской квартиры доплестись. А зачем тебе Арина?

Я начал кашлять.

– Вава, ты принес сюда грипп! – возмутилась Кока.

– Нет, нет, простите, аллергия замучила, – жалобнопростонал я, – не будет ли хамством с моей стороны попросить глотокминеральной воды?

Кока нежно похлопала меня по плечу.

– Для тебя, мой дружочек, собственноручно схожу накухню.

Я закашлялся еще сильней, на этот раз дабы скрыть смех.Воображение развернуло картину: вот сейчас Кока ловко нагнется, обопрется наоперстненные пальцы и собственноручно, то есть на собственных руках, двинется всторону коридора. Я, конечно, затевая спектакль, понимал, что хорошеевоспитание и светские манеры заставят маменькину подружку лично притащить мневодицу, но полагал, что она использует для похода на кухню ноги.

Еще раз улыбнувшись, Кока пошла к двери, естественно, не наруках. Едва створка захлопнулась, как я коршуном метнулся к пухлой телефоннойкнижке, черневшей на столике. Господи, сделай так, чтобы я сумел разобраться вкаракулях Коки, ведь не всегда можно понять чужие заметки, вот у Николетты взаписях сам черт ногу сломит! Мой номер у нее красуется под буквой «К»,спросите почему? Понятия не имею, а Кока занесена на страничку «С», может,маменька считает ее стервой, а меня кретином? Во всяком случае, когда я однаждысдуру спросил у Николетты: «Почему Виктор Борисович Кац у тебя значится подбуквой «Д»?» – то услышал в ответ:

– А куда его еще отнести: долдон он и есть долдон!

У Коки, на мое счастье, в книжке царил армейский порядок.Четким, ровным, совершенно каллиграфическим почерком были записаны телефоны:домашние, служебные, мобильные, и координаты Корякиной нашлись именно там, гдеим следовало быть, под буквой «К».

Не успел я толком запомнить необходимые сведения, каквернулась Кока, и мне пришлось без всякого на то желания выпить бутылочкуминералки.

Посчитав визит исчерпанным, я хотел уже раскланяться, но былостановлен недоуменным возгласом Коки:

– Ваня, ты же хотел заказать для Николетты кольцо!

Тут только я сообразил, какой идиотский повод изобрел длявизита, но было поздно.

Хищно улыбаясь, Кока вытащила из шкафа стопку журналов иплотоядно воскликнула:

– Сейчас посмотрим! Значит, ты готов раскошелиться начерный бриллиант?

И что оставалось делать? Стараясь не выпасть из образа сына,до самых печенок ощущающего вину перед матерью, я кивнул.

– Отлично, – пришла в еще больший ажиотажКока, – вот, изумительный вариант, не слишком, правда, шикарный. Для сегоколечка потребуется некрупный брюлик, карата три.

– Боюсь, на такой камушек мошны не хватит, – навсякий случай сказал я.

Вообще-то денег у меня после покупок Лизы не осталосьсовсем, но Коке-то об этом знать не следует.

– Вава, – сурово заявила маменькинаподружка, – ты еще очень молод, поэтому выслушай одну истину: если мужчинарешил порадовать женщину сувенирчиком, он не должен экономить. Сквалыга всегдавыглядит плохо, так же, как черный бриллиант размером менее трех карат. Если неспособен преподнести мало-мальски нормальную вещь, то лучше вообще ничего непокупать, пластмассовая мыльница под елкой не обрадует. Или я не права?

Я принялся усиленно кивать головой, лучше сейчас во всемсоглашаться с Кокой, я вовсе не собираюсь заказывать перстней с чернымиалмазами, поэтому спорить о каратности не стану.

– Вот, – сунула мне Кока картинку, – вроденичего.