Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, это было связано с тем, что бывшему следопыту в очередной раз приходилось терпеть всю эту шумливую сумятицу, прорываясь сквозь столь чуждый для него пейзаж городских улиц. И только в компании Фейр ему становилось легче влачить подобные тяготы, от которых обычному человеку было ни холодно ни жарко. Но кроме того интуиция подсказывала Гортеру, что он, скорее всего, больше никогда не встретится ни с Джейн, ни с её дочерью, как только удастся расспросить нужных людей и старый лучник наконец снова отыщет следы своего врага. На этот раз бывшего следопыта ждали впереди не столько тьма и отзвук холодной мести, вылетающий с каждым спуском его тетивы, сколько забвение и отчаянье. Ведь эта судьбоносная встреча с Джейн неожиданно вновь напомнила старому охотнику о его прежних чувствах и несбывшихся мечтах.
Конечно, в своё время Гортер не задумываясь заглушал в себе эти чувства, уделяя всё внимание именно осторожности: он практически всегда руководствовался тем принципом, что глаза жертвы не должны видеть сомнений хищника, да и вообще не должны замечать его присутствия. Но однажды его всё-таки заметили — и стареющему лучнику пришлось тогда приложить всё своё умение, чтобы не только сбежать от собак охотника, но и настигнуть по следам свою хитрую добычу, пока враги преследовали его по пятам. Возможно, он и сам не должен был пережить последнего сражения с чёрным колдуном…
Однако теперь, когда его разум и тело отчаянно боролись с давно завладевшей им старостью, а в спину уже дышал ветер смерти, Гортер как никогда горько осознавал ту правду, что была заключена в словах Джейн, сказанных ею вчера и сегодня утром ему на прощанье. И от этого старику становилось зябко, как будто вокруг уже падал первый снег — и каждая снежинка, опускаясь на морщинистое лицо отшельника, словно напоминала ему об обречённости и одиночестве, которые прошли с Гортером рука об руку через всю его жизнь. Правда, только сейчас раскрылись во всём своём мрачном наряде, состоявшем из необратимых последствий, принятых когда-то в прошлом решений и тех жертвенных поступков, которые, в сущности, уже не имели никакого смысла.
Такая пустота разбивала его жизнь на осколки, убивая в ней и страдания, и любовь, оставляя только один раздражающий вопрос без ответа: какой смысл старому охотнику теперь скрывать детали своего прошлого перед той, которая, возможно, однажды захочет передать их своим детям? Раз уж Гортер сам никогда не желал тратить время на подобную чушь, проведя сначала пол-юности в поисках фамильного лука (больше от тоски по родителям), затем странствуя в поисках денег (отыскав для себя удобную причину, чтобы не думать ни о чём, кроме новых обязательств), а под конец пустившись в погоню за случайно подвернувшейся местью (не оставив для продолжения рода ни единого шанса).
Скорее всего, его покойный дед уже сотню раз наказал бы своего нерадивого внука за то, как тот поступал на протяжении жизни. Но Гортеру впервые с того момента, как он однажды повстречал Джейн, захотелось вновь хотя бы на несколько часов приослабить оковы долга, что многие лета обременяли руки и ноги бывшего следопыта, прежде чем он снова позволит себе вернуться в тот серый тоннель однообразных будней, которые могли порадовать лишь птиц и зверей, покорно оставшихся ждать своего хозяина в лесу. В то время как человеческая природа Гортера так и продолжала беззвучно сидеть в своём тёмном углу, уже не имея желания наслаждаться одиночеством, как раньше, но практически ни разу об этом не заикнувшись, поскольку подобное существование всегда оставалось для неё нормой. И в связи с этим одна лишь месть наполняла сейчас лёгкие старого отшельника тем единственным кислородом, который хоть как-то помогал им ещё трепыхаться и дышать.
— Ой, снег пошёл, — внезапно проронила Фейр, когда они выехали к очередной аллее, вдоль которой гуляли лишь пожилые дамы с собачками да иногда проезжали редкие кареты.
— Хм-м… М-м? И верно. Не заметил, — отозвался Гортер, на секунду отвлёкшись от своих размышлений, которые в какой-то момент довольно неловко пришли на смену звучавшим незадолго до этого рассказам. — Чего-то рановато для ваших тёплых столичных земель. Ещё недавно ехали с тобой по полям — вон какая погода стояла. Небось всё из-за вашей местной магии. На севере у нас в последние годы такая же чертовщина с погодой творится. Эх, поломать бы эту вашу магию всю к чертям!.. Ну да ладно…Тебе не холодно? Могу вернуть ваш плащ, если хочешь. Всё равно у меня где-то в рюкзаке меховая безрукавка под доспех была запрятана…
Несмотря на всё произошедшее между ними вчера, старый охотник просто не мог заставить себя испытывать злость к этой юной чертовке.
Гуляя по гостиной в одних лишь тапочках и махровом халате, мистер Шенклс вот уже целую неделю не находил себе места, поскольку, как ему казалось, его постоянно донимали незваные гости. А также целый ворох собственных мыслей, мотивы которых казались на удивление созвучными, независимо от первоначальной причины их появления. Сегодня мистер Шенклс даже не заметил, как экономка сварила ему очередную порцию кофе, которую он теперь держал в руках, слегка расплёскивая при каждом новом повороте у секретера или стены и практически инстинктивно отпивая из кружки.
Каждое утро стареющего сорокасемилетнего финансиста начиналось теперь с больших проблем, поскольку самообладание его было основательно подорвано ещё в тот день, когда он стал свидетелем появления некоей исключительно странной магии у перекрёстка дворцовой площади. А последовавшие затем события и вовсе лишили мистера Шенклса сна, постоянно разжигая в голове самые разные предположения. И пробуждая вполне обоснованные страхи, связанные с мельканием сомнительных лиц за окном, которые, без всяких сомнений, хотели сделать его частью своей игры.
Но нет!
Мистер Шенклс определённо был не из тех, кто так легко сдаётся на милость захватчикам. Потому, взяв срочный отпуск на работе за свой счёт, он принялся разрабатывать детальную стратегию того, как навсегда избавиться от излишнего внимания проклятых соглядатаев. К какого бы рода агентам они ни принадлежали — частным, криминальным или официальным.
«Боги, ну почему я не могу просто забыть…» — неосознанно бубнил он временами себе под нос. Однако как правило тут же спохватывался, опасаясь магической прослушки, и надолго замирал где-нибудь в углу, после чего медленно перебирался в своё мягкое кресло, стоявшее у экрана магокристаллического камина. Там на небольшом столике лежали его антителепатические порошки, которые, как уверяли рекламные «вещания» с «канала», могли полностью защитить от воздействия нежелательной ментальной магии минимум на два часа — без непосредственного сотворения заклинания.
Однако мистер Шенклс принимал это дорогостоящее средство, только когда в очередной раз брался за планирование своего тщательно скрываемого отъезда к родственникам на юг. Но даже тогда беспокойные мысли не оставляли его.
«Проныры, проныры…» — тараторил сейчас про себя стареющий финансист, раскладывая последние документы по работе и улаживая основные домашние дела с помощью коротких записок прислуге. В них содержались все распоряжения, касающиеся открывания дверей незнакомцам после его отбытия, выдачи ложной информации с неизменно каменным лицом, адреса нотариуса, у которого вот уже пять лет хранится его завещание — и прочего, прочего… Правда, как назло, чем дольше мистер Шенклс каждый день возился со своими указаниями, тем больше становилось их число, отчего дата окончательного отбытия из дома неизбежно отдалялась. Несмотря на то, что реально подозрительных визитёров у него не было уже целых два с четвертью дня. Впрочем, в последнее время они все казались мистеру Шенклсу подозрительными, и он уже не отличал разносчика молока от помощника мафиози.