Так, опять не заполнить карточку Гули. В кабинете прохладно,как бы не простудить пациентку! Довольно ей сидеть, она уже вполне остыла.Тепловизор, прибор, который определяет патологию в женской груди, работает наконтрасте температур. Болезненные участки потеплее. Женщина должна посидеть споднятыми руками, чтобы остыли лимфатические узлы под мышками – не путаликартину. Но доводить ситуацию до абсурда тоже ни к чему.

– Встаньте, пожалуйста. Я вас сначала просто по… посмотрю…

Валентина с трудом сдержала потрясенное восклицание.Понятно, что нельзя давать волю эмоциям, но, боже ты мой, эта Иванова и впрямьв тундре проживала последние годы, что ли? Она в зеркало не смотрится? И незамечает, что у нее с грудью? Какой тепловизор, тут и простым взглядом всевидно! Грудь асимметричная, правая больше левой, кожа на ней желтоватая,натянутая, с нездоровым блеском. Небольшое пятно различимого синевато-багровогоцвета. Синяк? Ударилась? Да вряд ли.

Валентина принялась пальпировать. Мгновенно из соскавыделилась желтоватая жидкость. Уплотнение даже искать не надо – оно как тугойземляной ком, приросший к коже изнутри. Специалисты в таких случаях выражаютсятак: «Уплотнение, интимно связанное с кожей». Казалось бы, Валентина давнодолжна привыкнуть к этому выражению, но оно почему-то всегда казалось ейпугающим.

Она закрыла глаза, чтобы ни на что не отвлекаться,внимательными, зрячими пальцами исследуя грудь женщины. На каждом миллиметрепальцы натыкались на то, что маммологи называют грибная фиброзно-кистознаямастопатия. И лимфоузлы воспалены. Но и это не все, конечно…

Открыла глаза, постаравшись придать лицу максимальноспокойное выражение, чтобы не напугать пациентку, – и поразилась равнодушию, скоторым та смотрела в окно.

«Не понимает, что с ней? Не знает? Или просто не хочетзнать? Такие тоже бывают. А может, она ненормальная? Наркоманка?»

То, что на сгибах голых рук нет следа от уколов, ничего незначит. На этом лице не простое равнодушие – патологическое.

Валентине стало не по себе. Отошла от пациентки почти сострахом. Села к тепловизору:

– Левым боком повернитесь, пожалуйста. Лицом ко мне. Другимбоком. Лицом опять. Вот так посидите…

Аппарат тепловизор сделан неподалеку от Нижнего Новгорода, вКстове. Замечательное изобретение. Когда врач смотрит в него, он видит как бынегативное изображение женской груди. Болезненные участки, температура которыхповыше, выглядят светлее.

На правой груди этой женщины проявилось большое светлое пятно,звездчатое, расплывшееся. Яркое такое пятно.

…Давно, еще в институте, помнится, на первом курсе, кто-тонаивно спросил преподавателя, можно ли увидеть рак своими глазами. Вот сейчасВалентина его видит…

– Скажите, когда я здесь трогаю, вам больно?

– Нет.

Голос совершенно спокойный.

Кстати, очень может быть, что ей и правда не больно. То естьнервы еще не затронуты.

– Одевайтесь, пожалуйста. Знаете, мне что-то не оченьнравится у вас грудь, тут какая-то опухоль, – сказала Валентина, отходя краковине и включая воду. – Не знаю ее этиологию, чтобы точно определить, намнужно кое-какие исследования проделать. Начнем с маммо-лога…

– Этиологию не знаете? – спокойно повторила Иванова, ныряя всвой разношенный свитер. – Да рак у меня, это же понятно.

Валентина резко закрутила кран, обернулась:

– Я бы не стала вот так прямо утверждать…

– И не утверждайте. – Иванова небрежно откинула со лбаволосы. – Кстати, не утруждайте себя советами. Я все равно ничего делать небуду, ни лечиться, ничего такого. Смысла не вижу. Мой бывший муж, покойный, онбыл доктор, так он говорил: каждый человек когда-нибудь закончит раковойопухолью, только не знает, какой именно, и не знает, доживет ли он до своегорака. Поэтому, сами понимаете…

Валентина взглянула в ее светлые глаза. Почему они толькочто казались бессмысленными, пустыми? И говорит она совершенно иначе, чемпрежде. Однако живое, страдающее и враз ироничное выражение мелькнуло – итотчас исчезло. Лицо вновь стало равнодушным, полумертвым.

– Я вам все же напишу направления… – начала было Валентина,как вдруг дверь распахнулась и в кабинет заглянула какая-то молоденькаяблондинка с едва заметным животиком.

– Ой, выйдите скорей! – крикнула она испуганно. – Тутбеременной плохо!

Валентина выглянула. На кушетке полулежала женщина согромным выпирающим животом. Ярко-синее платье… Маша?

– Маша! – крикнула она испуганно. – Ты почему домой непошла?

Та приподняла гладенькую русоволосую голову:

– Ой, мне что-то полежать захотелось. Я уже и шубу взяла, нотак вдруг устала… А тут мне как-то поплохело. На низ потягивает.

– Господи, – прошептала Валентина, быстро ощупывая ее живот.– У тебя схватки, что ли? Да ты же рожать собралась, ты это понимаешь?

Вскочила с дивана, кинулась было к регистратуре – ктелефону, но спохватилась и выхватила из кармана мобильник. Набрала 03.

– Скорее машину в женскую консультацию! – Выпалила адрес. –Тут женщина рожает.

Маша вдруг громко ахнула. Валентина по телефону – тоже:

– У нее воды отошли! Только что! Скорее машину, девочки!

– Две минуты, – быстро проговорил мужской голос. – У нас какраз бригада в вашем районе.

– Маша, две минуты продержись, – бросила Валентина и со всехног побежала в вестибюль: открывать входную дверь.

Господи! Бывают же чудеса на свете! Даже двух минут непрошло, а машина уже въезжает во двор.

Выскочил фельдшер со сложенными носилками, следом совсеммолодой парень – доктор. Глаза как плошки.

Пронеслись по коридору. Машу взгромоздили на носилки,Валентина набросила на нее сверху шубу. Пришлось помочь нести носилки – ну, этокак бы по старой памяти. Сколько она их перетаскала в свое время!

Носилки задвинули в машину. Маша испуганно выглянула из-подшубы:

– Валентина Николаевна! Позвоните ко мне домой! Мужу!

– Позвоню, само собой! – махнула ей Валентина, захлопываядверцу. – Доктор, послушайте. У нее четвертые роды, срок около тридцати девятинедель. Но воды уже отошли, так что поезжайте как можно скорей.

Она зябко обхватила себя за плечи: холодно.