Валентина уже хотела было отправить эту серолицую грубиянкувосвояси, но посмотрела на оплаченный талон – и смягчилась. Если в регистратурене стали возникать по поводу отсутствия карточки и паспорта, ей-то чегозаводиться? Платный клиент всегда прав! Совершенно как в публичном доме.

– Ну ладно, бог с ними, с формальностями, – сказала онамаксимально миролюбиво. – Поступим так: раздевайтесь по пояс, садитесь вон там,в сторонке, на стульчик, закинув руки за голову и так посидите минут пять.Зябко, наверное, будет, но придется потерпеть. Это необходимо для исследования,вы понимаете? Кстати, в коридоре очередь есть?

– Нету ни одного человека.

– Великолепно! Тогда я пока кое-какими делами займусь.

Валентина взялась было заполнять карточку Гули Гурамовой, ноникак не могла найти ручку. Пошарила на столе. Рассеянно похлопала себя покарманам. Ага, вот она, ручка. А это что такое? Тьфу, да все тот же злополучныйзеленый очечник, который она таскает с собой со вчерашнего утра туда-сюда, напоминки, домой, теперь на работу принесла и зачем-то сунула в карман халата.Надо выложить на стол, чтобы пациентки видели, вдруг кто-то вспомнит, чья этовещь.

Валентина швырнула очечник на стопу карточек. Только взяласьза ручку, как в дверь постучали.

Ну разумеется! Очередь – она как черт: его вспомянешь, а онуж тут.

– Да, входите!

Сначала в двери просунулся живот, обтянутый ярко-синимплатьем. Потом его хозяйка.

Валентина всплеснула руками:

– Маша! Ты что тут делаешь?

– Как что? – удивилась женщина лет тридцати пяти с милым,простеньким личиком. Русые волосы расчесаны на пробор и забраны сзади в узел.Ей, голубоглазой и чуточку веснушчатой, невероятно шло это имя – Маша. НеМария, а именно Маша! – Как что делаю? Провериться пришла.

– Провериться? Разве я тебе не выписала направление вроддом?

– Ну, выписали, – виновато сказала Маша.

– Так что ж ты?.. – Валентина сердито стукнула по столу.

Чертов очечник – вот же привязался, а? – соскользнул вниз иупал на пол. Иванова, уже раздевшаяся до пояса и сидевшая с воздетыми руками,сделала резкое движение, чтобы поймать его, однако Валентина шикнула сердито:

– Сидите, кому сказано! – ловко поймала очечник и, чтобы немешался, снова сунула его в карман халата.

Повернулась опять к Маше:

– Мать моя! У тебя, дорогуша, почти тридцать девять недель.Ты почему гуляешь?

– Да неохота ложиться, – беззаботно улыбнулась Маша. – Мужикмой целыми днями на работе, дети будут одни. Жалко. По идее, я еще неделю могупроходить до полного срока.

– У тебя четвертые роды, ты забыла? И предрасположенность кпреждевременным. Лучше подстраховаться. Давай я послушаю, как там наша девочка,– начала было Валентина, как вдруг увидела, что живот у Маши вздрогнул раз,другой… – Нет, тут и слушать нечего! Нормально наша девочка, вон как резвошевелится. Слушай, Маша, иди немедленно домой, собирай вещи и топай в роддом,поняла? Ну что за свинство, я не понимаю, мы же договорились, что ты в больницуляжешь. Не надоело рожать где попало? Хоть раз это нормально произойдет, настоле. Иди, некогда мне! – отмахнулась Валентина, снова хватаясь за ручку ипринимаясь разыскивать карточку Гули, которую в сердцах умудрилась куда-то сунуть.

Ага, вот она. Что характерно, позавчера Валентина такустала, что совершенно забыла ее заполнить. Потом эта беда с Людой… Вчера тожене вспомнила – так спешила сменить мужа на страже в квартире Долохова. Сегодня…неизвестно, что будет сегодня! Вчерашний вечерок выдался еще тот! Как пришли споминок, так часов до двух-трех всё перезванивались с Володькой и Валентином.Даже думать не хочется, в какую копеечку все эти разговоры влетят.

О боже мой! Нельзя носить мобильник в кармане халата!Когда-нибудь вот так загнешься с перепугу от внезапного трезвона!

– Алло?

– Валентина, ты?

Голос Долохова.

– А кто еще? – спросила она от испуга раздраженно. – Ну кто,скажи, может по этому телефону отвечать?!

– Валентин не звонил?

– Пока нет. А тебе?

– И мне нет.

– Ну, я так понимаю, это хорошо? Вы же вроде договорились,что он позвонит, если дела не так пойдут?

– Ну да…

– А ты где?

– Я? Практически на точке рандеву. Их поезд будет здесьминут через тридцать. Имей в виду, если Валька вдруг не сможет ко мне пробитьсяи тебе позвонит, сразу сигналь мне.

– Вовка, ты мне надоел не знай как, – устало сказалаВалентина. – Ну обговорили все это уже или нет? Сколько раз ты меняинструктировал? Пятьсот? Шестьсот? Знаешь, по-моему, у тебя к этой Ярушкинойпатологический интерес. Вторые сутки подряд вытаскиваешь ее из неприятностей, ачто поимел взамен? Грохнутые файлы и ультиматум на автоответчике? Слушай,может, ты к ней неровно дышишь, а?

– Ва-аль! – певуче, на нижегородский манер, отозвалсямерзкий Долохов. – А ты не ревнуешь, Ва-аль?

– Не дождешься, Во-ов!

– Жаль. Ну, коли так, поясняю: у меня к мадам Ярушкинойчисто деловой и спортивный интерес. Я желаю зацапать ее в свои шаловливые ручонкиисключительно затем, чтобы вернуть свои файлы, прежде чем она сможет взломатьих. В принципе трудно поверить, чтобы у нее хватило на это мозгов: судя потому, что вокруг нее творится вторые сутки и с каким упорством она снова иснова наступает на грабли, это совершенно редкостная кретинка, но все же онаопасней тротилового эквивалента. И вот из этого мы будем исходить, понятно? Нуладно, хватит занимать телефон, вдруг Валька позвонит! – сердито проговорилДолохов и отключился.

Валентина едва удержалась, чтобы не грохнуть мобильник обстол. А, так это она, значит, занимает телефон?!

Боже ты мой, до чего ей надоели эти долоховские игрища!Теперь еще и Валька в них затесался. Дурак старый, туда же, главное!

Послышалось громкое чиханье.