– Она исчезла, – говорю я хмуро. – Вот, посмотри, она оставила мне эту записку.

Я копаюсь в карманах грязных штанов, которые сняла перед тем, как принять ванну, и достаю сложенный листок бумаги. Протягиваю записку Саенго, которая быстро читает странную заметку.

– И что это означает? – спрашивает она, возвращая записку мне.

– Давай выясним.

* * *

Фаут отпустили отдыхать до конца дня, так что один лишь суровый стражник Саенго следит за нами, когда мы отправляемся в библиотеку. Я машу ему рукой и захлопываю двери библиотеки прямо перед его носом.

«Смерть и возрождение. Ряд 15. Полка 34. Нижний правый угол».

Край Пряльщиков вполне можно назвать местом смерти и возрождения. Замок долгое время стоял заброшенным до того, как Ронин забрал его себе и дал ему вторую жизнь.

Мы считаем ряды стеллажей, затем пересчитываем книжные полки. Когда же наконец находим пятнадцатый ряд и тридцать четвертую полку, я приседаю, чтобы заглянуть в нижний правый угол.

Самая крайняя справа книга называется: «Вопросы душевного ремесла».

Мое сердце начинает биться чуточку чаще, когда я ее вытаскиваю. А когда раскрываю том, то из него на пол выпадает письмо.

Не думая, я тут же наклоняюсь, чтобы поднять его. Старый пергамент кажется хрупким. Восковая печать имеет незнакомый мне символ: пару скрещивающихся на солнце мечей.

Саенго мне подбадривающе улыбается. Я вскрываю печать и разворачиваю письмо.

Почерк явно принадлежит Кендаре. Внутри лежит квадратный клочок бумаги поменьше и из более тонкого материала. На нем, уже незнакомым мне почерком, написано мое имя.

Я таращусь на листок, мир вокруг меня исчезает, и все мои мысли прикованы теперь к этому письму. Что-то новое и неизвестное просыпается внутри меня. Я как будто бы наблюдаю за происходящим со стороны, гляжу на себя сверху вниз; точно такой же клочок бумаги был у меня в кармане, когда мои родители бросили меня у монастыря, когда мне было всего два года.

– Сирша, что там? – спрашивает Саенго.

Я без слов протягиваю ей записку. Не доверяю своим губам, которые, кажется, в данный момент не способны произнести ни слова. Мои пальцы дрожат, когда я расправляю листок, чтобы прочесть написанное.

– И что все это значит? – негромко спрашивает Саенго. Когда я не отвечаю, она кладет руку мне на плечо.

Слова сливаются на странице перед моими глазами. Пергамент выскальзывает из моих пальцев. Я делаю медленный, неуверенный вдох и прижимаю свои дрожащие ладони к лицу.

Кендара всегда знала, кем я являюсь на самом деле. Я помню, как тренировала фехтовальные позы, не подозревая, что она за мной наблюдает из тени, пока она сама не оповещала меня о своем присутствии. Я всегда полагала, что наша самая первая встреча была чистой случайностью, но теперь оказывается, это вовсе не так. Получается, что все, что она говорила мне о моем потенциале и возможностях добиться успеха – было ложью?

Она выбрала меня в число своих учеников вовсе не потому что верила, что я способна на великие поступки. Она выбрала меня, потому что обещала моей матери обо мне позаботиться. Были у нее вообще когда-либо намерения сделать меня своей преемницей, сделать Тенью? Если она изначально знала о моем прошлом, это маловероятно.

Саенго убирает письмо и обнимает меня за плечи. У меня внутри пустота, все, кем я являлась и во что я верила, у меня внезапно отняли.

И самое глупое во всей этой ситуации то, что я по-прежнему скучаю по Кендаре. Я скучаю так сильно, что это почти физически больно. Она была для меня самым близким человеком: если я и могла назвать кого-то своей матерью, то именно ее.

Через какое-то время, когда я вновь прихожу в себя, собираясь с силами, я провожу тыльной стороной ладони по своим глазам и опять беру в руки письмо.

– Нам не обязательно это делать, – мягко говорит мне Саенго.

– Нет, обязательно, – я не могу больше тратить время на то, чтобы жалеть себя.

Разворачиваю письмо и еще раз смотрю на восковую печать. Кем же была Кендара до того, как стала Тенью королевы? Откуда она знает мою мать? Была ли моя мать тоже целителем душ? Они должны были догадываться о том, каким ремеслом я обладаю, иначе как еще они могли догадаться, что я окажусь в Краю Пряльщиков?

– Ее слова звучат так, словно она думала, что Ронин захочет воспользоваться тобой, чтобы поддержать свою власть, – говорит Саенго. – «Что бы ты ни решила». Она хотела, чтобы ты сделала выбор сама.

Я качаю головой.

– У меня нет никакого выбора, а то, чего хочет Ронин, не имеет значения. Нам нужно уничтожить Мертвый Лес. Это единственный способ тебя спасти. По крайней мере теперь мы знаем, почему королева Мейлир отправила наемников, чтобы меня убить. Вероятно, она тоже узнала, кто я на самом деле.

– Но единственный, кто мог ей об это рассказать, это Кендара.

– Этого мы не знаем наверняка, – я тру пальцами виски. Кендара является мастером хранить и раскрывать тайны, включая свои собственные тайны. Не важно, как сильно я ее люблю, я все равно почти ничего о ней не знаю. Как она может уверять, что заботится обо мне, а потом предать? Вполне в ее репертуаре было оставить меня одну со всеми этими вопросами без ответов.

Учитывая все, что написано в этом письме, шансы того, что я смогу когда-либо вернуться в Эвейвин, ничтожно малы. И если быть честной с собой до конца, надо признать, что шансы были ничтожно малы с самого начала. Если королева планирует уничтожить меня с тех самых пор, как узнала, кто я такая, вряд ли что-то сможет ее переубедить. Однако если мне удастся уничтожить Мертвый Лес, тогда Саенго все еще сможет вернуться домой.

– А кто еще мог это быть? – спрашивает Саенго.

– Невозможно узнать теперь это наверняка. Если Кендара раскрыла всю правду обо мне королеве, то почему же теперь она внезапно исчезла? – пока я не услышу подтверждение лично из уст Кендары, мне придется просто поверить, что меня предала не она. – И чего королева пыталась добиться, устроив нападение на меня?

– Может, она хотела, чтобы твое ремесло пробудилось? – предполагает Саенго.

Я провожу пальцами по восковой печати, повторяя очертания двух скрещенных на солнце мечей.

– Ронин сказал, что в момент сильного стресса шаман может непреднамеренно пробудить свое ремесло, если поблизости есть дух. Но это ведь могло не сработать. Я могла вместо этого просто погибнуть. Зачем тогда было так рисковать?