Что-то шуршит слева от меня. Фаут шепчет мое имя. Ее голос дрожит.

– Верно-верно, – шепчу в ответ я. – Уходим.

И мы снова бросаемся бежать. Здесь, далеко от центра Мертвого Леса, деревья стоят дальше друг от друга, и их ветки не так туго переплетаются. Лунный свет достигает земли и освещает нам путь. Я прислушиваюсь к хрусту сухой коры и шорохам земли, где из нее выступают корни, сбрасывая с себя грязь.

Я мысленно пытаюсь успокоиться, говоря себе, что самое сложное уже позади. Кудера и остальные рожденные шаманами спасены. Но когда Фаут рядом со мной делает слабый, сдавленный вздох, я вспоминаю, что рядом со мной по-прежнему есть кое-кто, о ком я должна позаботиться до того, как закончится ночь.

– Как только мы доберемся до Казаина, оттуда далеко до Саб-Хноу? – уточняю я.

– Сложно сказать. Три, может, четыре дня… Я никогда не путешествовала так далеко на юг, – ее голос звучит так, словно ее мысли заняты чем-то другим, а все ее внимание приковано к окружающим нас деревьям.

Я опять вспоминаю то, что она рассказывала мне вчера о своей семье. Чувство вины поглощает меня, потому я и правда ничего не спрашивала у Фаут. Конечно, это потому что я прекрасно видела, что она не хочет иметь со мной дело, однако теперь мне хочется верить, что все изменилось.

– Из всех вещей, по чему ты скучаешь больше всего вдали от родной страны?

– Почему ты спрашиваешь именно сейчас? – удивляется она, ее тяжелое дыхание пронизано паникой. Она нагибается, уклоняясь от низкой ветки, которая, однако, и без того достаточно далеко, чтобы ее задеть.

– Потому что у тебя скоро собьется дыхание, если ты не успокоишься, – говорю я.

Она недовольно сдвигает брови, но начинает дышать спокойнее и более размеренно. Спустя несколько долгих секунд она отвечает:

– Поля подсолнухов, цветов Солнца.

– Их, должно быть, много в империи, которая поклоняется Солнцу, – говорю я уверенно, несмотря на стучащий в моих висках пульс. Но я не хочу, чтобы мой страх перекинулся и на Фаут.

– Они еще не зацвели, когда я в последний раз была в империи. Ты видела подсолнечные поля когда-нибудь?

Я качаю головой.

– Видела лишь несколько подсолнухов на рынке в Вос-Тальвине. А как давно ты служишь у Ронина?

– Много десятилетий. Теперь сложно найти подсолнечное поле, – морщинка между ее бровями становится глубже и заметнее. – Мы с сестрой когда-то обожали забираться на дуб, который рос перед нашим домом, и ели семечки подсолнухов до тех пор, пока пальцы не замерзали от весенних холодов.

Несмотря на нервозность, которой пронизан ее голос, я улавливаю в ее словах меланхолию, тоску по прошлому, которая никогда до конца не уходит. Она пробуждает и мои собственные воспоминания. Хотя Фаут, кажется, рада служить Ронину, я не могу перестать думать о том, что Край Пряльщиков стал для нее тюрьмой задолго до того, как стал тюрьмой для меня.

Хотя наша беседа и помогает отвлечь Фаут от ее паники, она определенно не особо часто бегает. В конце концов ей все же приходится замолчать, чтобы не сбить дыхание.

Мы бежим до тех пор, пока ее ноги не отказываются двигаться. Фаут падает, упираясь ладонями в землю, ее грудь тяжело вздымается с каждым вдохом.

– Я не могу, – выдавливает из себя она. – Я… не могу… больше бежать. – Она делает еще один глубокий вдох, когда я тяну ее, заставляя подняться на ноги. Опасно сидеть на земле, где корни деревьев в любой момент могут броситься на тебя. – Дай мне… минутку.

– Мы уже наверняка близко к казаинским границам. Мы побежим помедленнее, но нам нельзя останавливаться.

Фаут издает усталый стон, но не пытается возражать. Мы продолжаем наш путь, слишком медленно, чтобы я чувствовала себя комфортно, но Фаут все равно едва поспевает. Вскоре шорохи трескающейся коры вокруг становятся еще громче, раздаются отовсюду еще чаще. Фаут дышит еще тяжелее, ей мешают и усталость, и страх, но, похоже, она не может заставить свои ноги двигаться хоть чуточку быстрее даже с моей помощью. Я глазами оцениваю ее рост и вес, задумываясь, смогу ли я дотащить ее на своей спине, учитывая, что в нынешнем положении нам, скорее всего, не удастся сбежать от тянущихся за нами древесных корней.

Я останавливаюсь. Фаут дрожит, ее ноги практически подгибаются под ней, но я успеваю ее схватить.

– Прости, – говорит она. Сжимает рукоятку висящего у нее на боку меча.

– Оружие нам здесь не поможет, – я вспоминаю, как ужасно все прошло в тот раз, когда я пыталась потягаться силами с деревьями леса. Мое ремесло сейчас будет нашим самым сильным защитником. Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на дергающиеся наверху ветки, за которыми виднеется черное бархатное небо, и шепчу молитву, обращаясь к Соколиной воительнице.

– Сирша, – выдыхает Фаут, зовя меня, ее голос теперь едва слышен среди шороха деревьев. Я делаю жест рукой, призывая ее замолчать.

Я закрываю глаза и расправляю плечи. Мои ботинки утопают в рыхлой земле. Сжимаю и разжимаю пальцы, пытаясь найти ту искру внутри себя, которая должна превратиться в тепло и свет. Тот самый свет, который существует в глубине каждого человека – в его душе, которая является источником нашей магии.

Что-то тяжеленное тянется по земле справа от нас. К звуку примешивается хруст лопающейся коры и свист лиан, проносящихся по воздуху сквозь трещины. Что-то царапает меня за плечо. Я делаю нервный вдох, но приказываю себе не двигаться.

Деревья скрипят. Завывания вокруг становятся все громче. У меня потеют ладошки, но на этот раз нам бежать совсем некуда. Корни обхватывают и сжимаются вокруг моей лодыжки. Одна ветка дергает меня за рукав. Я стискиваю зубы, когда что-то хлещет меня по щеке, рассекая кожу. Фаут вытаскивает свой меч, с трудом дыша, тихо бормоча. Произносит молитву, обращаясь к своим богам.

Магия течет по моей коже. Мягкое тепло разливается по моему телу, встречаясь с леденящим спокойствием, всегда охватывающим меня перед битвой, вместе они наконец успокаивают мои нервы. Это такая же схватка, какими были наши стычки с солдатами, потому что я могу побороть души, заточенные в лесу вокруг нас. На этот раз я не беззащитна.

Тепло внутри меня нарастает, превращаясь в жар, точно горящие угольки, охваченные пламенем у меня под ребрами. Ветки ударяют меня по рукам, но свет моего ремесла уже пронизывает меня изнутри, яркий, обжигающий, безупречный.

Я открываю глаза и от неожиданности ахаю. Все вокруг меня сияет.

Их просто бесчисленное число, эти души, заключенные в лесу, настолько древние, что их прежние формы, кем бы они ни являлись при жизни, давно истончились. Теперь же они бесформенные существа, поглощенные магией, которая поработила их, испорченные гниением на протяжении долгих лет и изуродованные их собственным гневом от беспомощности.

Я поворачиваю руки, обращая их ладонями вперед. Ветки, пытающиеся растерзать Фаут, съеживаются и отползают. Корни, пытающиеся утащить меня за собой под землю, начинают трепетать, а потом и вовсе обращаются в пыль и прах. И вокруг остаются лишь души, сферы чистейшего света, которые колышутся, словно самый легкий ветерок может прогнать их прочь. Мое сердце защемляет от захлестнувших меня внезапно и неожиданно чувств. А потом наконец души исчезают.