– Вы сегодня раньше всех, господин непременный секретарь. Еще и нету никого.

Г-н Ипполит Патар взял почту, которая была довольно увесистой, и явно собрался продолжить свой путь, не ответив ни слова честному малому.

Тот удивился:

– У господина непременного секретаря сегодня озабоченный вид. Оно и понятно – тут все нынче как на иголках после вчерашнего-то! – И тут привратник совершил промах, добавив: – А господин непременный секретарь уже читал в сегодняшнем номере газеты «Эпок» про Заколдованное кресло?

Надобно заметить, что г-н Ипполит Патар имел особенность существовать как бы в двух ипостасях. В одной он был свежим розовым старичком, улыбчивым, радушным, приветливым, обаятельным, которого все в Академии величали запросто «мой добрый друг», исключая прислугу, разумеется, хотя и для нее он являлся образцом обходительности. Зато в другой своей ипостаси он представал перед окружающими маленьким сухопарым старикашкой, желтым, как лимон, нервным, злым и раздражительным. В такие минуты даже лучшие друзья обращались к нему не иначе, как «господин непременный секретарь», и старались не попадаться под руку. Слугам тоже было с ним не по себе. Этот феномен объяснялся тем, что г-н Ипполит Патар так любил Академию, что буквально разрывался пополам, чтобы служить ей, лелеять ее и защищать. Счастливые дни – великих академических триумфов, прекрасных торжеств, вручений наград «за заслуги» – Патар отмечал розовым; а несчастливые дни, когда какой-нибудь грязный писака осмеливался не проявить должной почтительности пред Академией, этим божественным учреждением, Патар всегда обозначал лимонным.

Сегодня, по-видимому, привратник не заметил, с Патаром какого цвета имеет дело, иначе избежал бы резкой отповеди с его стороны. Едва услышав о Заколдованном кресле, г-н непременный секретарь круто развернулся.

– Занимайтесь тем, что вас касается, – прошипел он. – Я знать не знаю ни о каком заколдованном кресле! Зато мне известно, что тут всегда околачивается толпа газетчиков! Имеющий уши да услышит!

И он развернулся в обратную сторону, оставив привратника сраженным на месте.

О! Читал ли г-н непременный секретарь статью о Заколдованном кресле?! Да он в последние недели только ее и читал, эту злосчастную статью – во всех газетах подряд! А после скандальной смерти Максима д’Ольнэ, так быстро последовавшей за не менее скандальной смертью Жана Мортимара, наивно было бы ожидать, что пресса скоро потеряет интерес к столь волнующему сюжету.

Тем не менее, какой умник осмелился (г-н Ипполит Патар даже остановился, чтобы еще раз задать себе этот вопрос)… какой умник осмелился увидеть в этих двух смертях что-то иное, нежели бесконечно досадное, достойное всяческих сожалений, но все же совпадение?! Ведь Жан Мортимар скончался от кровоизлияния в мозг – что может быть естественней? А Максим д’Ольнэ под впечатлением от трагической кончины предшественника, да еще и напуганный зловещими предсказаниями, которыми литераторы – шалопаи и негодники – сопроводили его избрание, умер от сердечного приступа. Что ничуть не менее естественно.

Г-н Ипполит Патар, пересекавший двор Академии справа налево, направляясь к лестнице, ведущей в секретариат, в сердцах стукнул железным наконечником своего зонтика по неровной и обомшелой мостовой.

– Что особенного в сердечном приступе? – сказал он сам себе. – Это с каждым может случиться – умереть от сердечного приступа. Даже произнося речь во Французской Академии! – И добавил: – Для этого достаточно лишь быть академиком!

Вымолвив эти слова, он задумчиво остановился на нижней ступеньке лестницы. Хоть г-н непременный секретарь и отрицал это, но он был довольно суеверен. Мысль том, что любой Бессмертный, кто бы он ни был, может вот так запросто умереть от сердечного приступа, побудила его украдкой коснуться правой рукой деревянной ручки своего зонтика, который он держал в левой.

Он возобновил свое восхождение, прошел, не останавливаясь, мимо секретариата, поднялся до следующей лестничной площадки, задержался там и проговорил вслух:

– Если бы только не эта история с письмами! Но как раз на нее-то и клюнули все эти глупцы! Письма, видите ли, подписаны Э.Д.С.Д.Т.Д.Л.Н. – всеми инициалами шарлатана Элифаса! – И г-н непременный секретарь несколько раз произнес в гулкой тишине, царившей на лестнице, мерзкое имя того, кто, казалось, натравил саму злую судьбу на почтенное и мирное Братство: – Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ла Нокс!

Да как он посмел с таким-то имечком предстать пред Французской Академией! Как дерзнул надеяться он, жалкий шарлатан, величающий себя магом, требующий называть себя Сар[19], опубликовавший вздорную книжонку о какой-то «хирургии души», как он посмел даже мечтать о бессмертной чести сесть в кресло монсеньора д’Абвиля!

Да-да, маг! Колдун, видите ли, претендующий на знание прошлого и будущего и вообще всех тайн, которые способны превратить человека во властелина Вселенной. Ишь ведь, алхимик! Астролог! Кудесник! Некромант!

И такой тип захотел пролезть в Академию!

Г-н Патар просто задохнулся от возмущения.

Тем не менее, с тех пор как этого прощелыгу провалили на выборах, двое несчастных претендентов на кресло монсеньора д’Абвиля скончались!

Ах, читал ли г-н непременный секретарь статью о Заколдованном кресле! Не только читал, но и многократно перечитывал, и не далее, как сегодня утром. Вот и сейчас ему опять захотелось взглянуть на нее, опубликованную на этот раз в газете «Эпок». Он с невиданной для своих лет энергией выхватил и развернул газетенку: вот она, эта статья! Всего-то две колонки на первой полосе, но в них повторяются все те глупости, от которых сам г-н Патар безуспешно закрывал свой слух, ибо стоило ему войти в какой-нибудь салон или библиотеку, как он тут же слышал: «Как же, как же! Заколдованное кресло!»

По поводу этого невероятного стечения обстоятельств, приведшего к двум скоропостижным смертям (таким исключительно академическим!), газета «Эпок» сочла своим долгом поведать пространную легенду, уже успевшую оформиться вокруг кресла м-ра д’Абвиля. В определенных парижских кругах, которые так или иначе были причастны к тому, что творилось по ту сторону моста Искусств, многие были убеждены, что в этом кресле обитают духи мщения, которых наслал Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ла Нокс! А поскольку после своего провала этот пресловутый Элифас исчез, то репортеры «Эпок» не удержались от сожалений, что он, непосредственно перед тем как исчезнуть, произнес угрожающие слова, подтвержденные далее двумя скорбными кончинами. Выходя в последний раз из «Клуба пневматистов» (от «пневма» – дыхание, дух), обосновавшегося в салоне прекрасной г-жи де Битини, Элифас якобы сказал о кресле почтенного прелата дословно следующее: «Горе тому, кто дерзнет сесть в это кресло раньше меня!» Подводя итоги, газета «Эпок» не скрывала своего беспокойства. Конечно, рассуждала она, в отношении писем, которые оба покойные получили перед самой кончиной, Академия могла иметь дело с шуткой какого-то мистификатора. Но вдруг это опасный сумасшедший? И газета выразила желание, чтобы немедленно начались розыски Элифаса, и едва ли не потребовала вскрытия тел Мортимара и д’Ольнэ.