видом:

– Жаль, что ты не хочешь помочь своей семье, но это твой выбор. А что во‐вторых? Только ради одного этого ты бы не пришла.

Не будь Мартин настолько серьезен, она бы сказала: «Ты меня прижал к стенке, сдаюсь». А так она лишь неопределенно хмыкнула.

Раздался звонок в дверь, и Джилли подумала, что звонить с таким раздражением – это надо уметь. Затем послышался зычный голос бывшего мужа.

– Я вижу, она по-прежнему ездит на этой консервной банке.

Поскольку он все еще находился в холле, возможно, его замечание не предназначалось для ушей Джилли, но это было маловероятно.

– Привет, Себастиан.

– Привет, Джилли. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

Ее замутило от запаха его лосьона после бритья.

– Давно не виделись, – сказала она.

– Ну, ты знаешь почему. Я был бы более чем рад сохранить дружеские отношения, но ты на это, похоже, не способна.

Джилли пришло в голову, что он женился в первую очередь для того, чтобы всегда было кого винить. Как бы вздорно он себя ни вел, он всегда был прав, а она – виновата.

– Прошу к столу, – сказала Крессида, которая, казалось, нервничала. – Все готово.

Хотя Джилли знала, что Крессида прекрасно справится сама, но тем не менее вскочила на ноги.

– Давай я помогу!

Она последовала за невесткой на кухню.

– Мне так жаль, Джилли, – тут же сказала Крессида. – Это была не моя идея пригласить Себастиана. Я всегда считала, что существовали и неизвестные нам причины, почему ваш брак развалился.

– Так и есть, но мне не хотелось, чтобы дети видели, насколько все было плохо. Хотя от Хелены, которая жила дома, было сложнее скрывать это.

Крессида кивнула.

Джилли заметила открытую бутылку вина.

– Я выпью, ты не против? Мне нужно подкрепиться, иначе я не выдержу.

– Конечно. Всегда можно вызвать такси.

Джилли слабо улыбнулась. Как только невестка отвернулась, она отправила Уильяму сообщение с вопросом, как дела. Общение с ним придало ей мужества.

В столовой все разместились за стеклянным столом, от которого при прикосновении стыли руки, и Крессида подала лосося и тушеные овощи. Всем положили по две маленькие молодые картофелины. Мартин налил в каждый бокал вина на палец. Вину нужно дать подышать, а так ему остается только одно – задохнуться и упасть в обморок, думала Джилли, радуясь тому, что выпила полбокала на кухне. Ее по-прежнему трясло от возмущения, что Мартин пригласил Себастиана, не предупредив ее.

Чуть погодя Мартин сказал:

– Так что ты хотела нам объявить, мама? Помимо того, что не хочешь продавать дом.

Когда все взгляды были обращены на нее, Джилли на мгновение почувствовала искушение сказать, что у нее смертельная болезнь, и посмотреть на их лица. Эта мысль действительно придала ей мужества. Ведь все могло бы быть намного хуже!

– На самом деле ничего такого. Уильям, мой мужчина, переезжает ко мне. Нам нужно избавиться от части мебели, и я подумала, может быть, тебе нужен твой старый письменный стол, Мартин.

Беспрепятственно произнести такую длинную фразу – это было редкой удачей. Во время их брака Себастиан позволял ей сказать не больше пяти слов кряду, даже когда речь шла не о судьбоносных новостях.

– Что?! – закричал он, брызгая слюной.

– Мама! Уильям – твой, черт возьми, бухгалтер! – завопил Мартин.

– Джилли! – воскликнула Крессида, недолго пробывшая ее союзницей. – А как же Лео?

– Нам с Лео не суждено быть вместе, – сказала Джилли, решив не говорить Крессиде, что Лео оказался вралем и фантазером с ярко выраженной склонностью к хищению чужого имущества.

– И ты пустишь в наш дом этого счетовода? – осведомился Себастиан, угрожающе нависая над ней – он часто использовал этот прием, когда они были женаты. – Так знай, я этого не допущу!

– Тебя это не касается, Себастиан. – Джилли потянулась к бутылке и наполнила бокал.

– Правда, мама! Как тебе в голову пришло пустить постороннего мужчину в наш дом!

– Я вырастил детей в этом доме – ты настояла на том, чтобы сохранить его, хотя я имел право на половину! – заявил Себастиан.

– Не ты растил в нем детей, а я, и я же его сохранила. Он мой, и мне решать, кому в нем жить вместе со мной. Крессида, дорогая, у вас найдется еще вино?

– Если хочешь напиться, то это не поможет! – воскликнул Мартин.

– Обычно я бы согласилась с тобой, – ответила Джилли, чья голова была яснее ясной, – но сейчас я думаю, что напиться – единственно правильное решение!

– Тогда расскажи нам об этом Уильяме, – сказал Себастиан.

– Он бухгалтер, – сказал Мартин с таким видом, как будто это было ужасное преступление.

– И увлекается планеризмом, – добавила Джилли.

– Уж не хочешь ли сказать, что и ты пристрастилась к полетам? – рассмеялся Себастиан.

– Именно, – тихо произнесла Джилли. – Мне нравится летать на планере.

Фраза прозвучала так, как будто она делала это не раз, но поскольку Джилли действительно имела такое намерение, это нельзя было назвать ложью.

– Что?! – почти одновременно воскликнули все.

В этом общем изумлении было что-то покровительственное и вместе с тем приятное.

– Там, наверху, изумительно. Наши места просто созданы для планеризма, пейзажи просто восхитительные.

– Но ты даже на маленьких самолетах не летаешь! – сказал Себастиан.

– Со времени нашего знакомства многое изменилось, – сказала она. – Я уже не та женщина, которая, оставшись одна, рыдала, не в силах остановиться.

Джилли взяла бокал. Он был пуст. Крессида перегнулась через стол и наполнила его.

– Ты не сделаешь этого, ты же знаешь, я не допущу, – сказал Себастиан.

Призрачный страх ожил в памяти Джилли. Он был абьюзером и держал ее в страхе. Термин «тотальный контроль» в то время не был в ходу, но именно этому она подвергалась на протяжении всего замужества. Она терпела, чтобы сохранить мир, пока наконец ее терпение не иссякло, и тогда Себастиан перешел к реальным угрозам.

– Ты не в силах мне помешать, – сказала Джилли. – Ты издевался надо мной на протяжении всего нашего брака, а я терпела ради детей. Но теперь они выросли, и твоя власть надо мной закончилась! Я встретила мужчину, с которым счастлива, который любит меня и добр ко мне. Мы будем жить вместе, и ничего ты с этим не поделаешь.

– Да неужели? Скоро ты поймешь, что я могу многое…

Она бросила на него взгляд, в который постаралась вложить всю силу своего презрения, и, взяв сумочку, сказала:

– А теперь прошу меня извинить, мне нужно в туалет.

Оказавшись в холле, Джилли открыла парадную дверь и вышла.

Она прошла по дорожке мимо своей машины. Она знала, что не сможет сесть за руль,