— П-п-простите…

— Я не склонен к прощению в принципе, — отрезал Главнокомандующий.

И я умолкла, боясь даже дышать толком.

Дракон же некоторое время сидел молча, глядя куда-то вдаль и постукивая кончиком пера по столу, а вот затем мрачно произнес:

— Госпожа Радович, вы помните, что произошло во время ритуала уничтожения серой гнили на Гаррате?

Очень боясь дать неправильный ответ, я практически прошептала:

— Вы спасли вашего старшего брата?

— Мы спасли моего старшего брата, — отрезал Ирэнарн-Ррат-Эгиатар.

Посмотрел на меня уже с нескрываемой яростью, вдохнул, выдохнул и процедил:

— Хор-р-рошо. Попытаемся привести вас к осознанию совершенного вами на более простом и понятном примере.

А что я совершила?

— Простите, но я… — начала было.

И получила жесткое:

— Молчать.

Черный дракон и сам помолчал, а затем, старательно подбирая слова, начал с вообще непонятно к чему здесь относящегося:

— Представьте, что вы заметили вспыхнувшую искру, госпожа Радович. Представили?

Растерянно промолчала, но Главнокомандующего это не остановило:

— Итак, искра. Вы заметили ее, но вместо того, чтобы пройти мимо, подложили сухих листьев. Вспыхнул огонек. Слабый. Дохлый совершенно. И вам бы уйти, но вы еще и веточек подложили! Сухих и легко воспламеняющихся! И теперь, госпожа Радович, мы имеем основательную проблему в виде пылающего костра, который уже готов воспламенить, к чертям, весь лес! И скажите мне, будьте так любезны, кто виновен в случившемся?

А… а я… я…

— Простите, но я из города не выходила, — прошептала чуть дыша, — правда не выходила… Я у вас в лесу нигде не была… и даже в парк не забегала.

Дракон выругался. Я не знаю, на каком языке, и сути не поняла, но, судя по эмоциям и ярости, это определенно было ругательство.

Потом кабинет Главнокомандующего вновь погрузился в тишину. Напряженную, мрачную и обреченную.

— Хор-р-рошо, — сдерживаясь с заметным трудом, прорычал Черный дракон. — Оставим аллегории и примеры и вернемся к разговору о мужчинах и женщинах. Госпожа Радович, вам известно, что такое страсть?

Все еще пребывая в смятении по поводу прозвучавших обвинений, я пробормотала:

— Я не разжигала костер в вашем лесу… Я вообще ни одно дерево у вас не тронула, я…

— Да к древнему деревья! — вдруг прорычал Ирэнарн.

Он посидел еще несколько секунд, в ярости глядя на меня, затем хрипло произнес:

— Это была метафора, госпожа Радович. Треклятая метафора, в которой пылающий костер — это я! Так вам яснее?

Так мне было только страшнее. При одной мысли, что Главнокомандующий открыто обвинил меня в поджоге, собственно, его, стало вообще невыносимо. И, заикаясь, едва ли слышно, в панике прошептала:

— Я… я не поджигала вас…

Черный дракон посмотрел на меня уже с нескрываемой жгучей ненавистью, затем встал и вышел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью. А затем раздался рык, потрясший стены и пол даже! Окончательно перепугавшись, я принялась молиться о том, чтобы дракон не вернулся. Сходил, полетал, остыл где-нибудь, главное, чтобы не возвращался.

Моим надеждам не суждено было сбыться.

Распахнулась дверь, яростно, словно вообще не касаясь пола, Главнокомандующий подошел ко мне и хрипло приказал:

— Встань.

Я осталась сидеть.

— Госпожа Радович, буду откровенен — я вообще не в состоянии в данный момент терпеть чье-либо неподчинение. Встать, я сказал!

Вставала я очень осторожно, в ужасе глядя на дракона. И ужас только усилился, когда Главнокомандующий одним рывком разорвал свою рубашку от шеи до груди!

— Не сметь падать в обморок! — приказал он пошатнувшейся мне.

Я не посмела.

— Руку, — раздался следующий приказ.

Но, не дожидаясь каких-либо действий с моей стороны, бывший Владыка схватил мою ладонь и разместил ее плашмя на своей груди, прямо на том месте, под которым ощущалось бешеное биение сердца, чтобы задать вопрос:

— Вам известно, что здесь располагается, Милада?

Мои ладони дрожали, я дрожала тоже, страшно было до безумия. Но я все же ответила на вопрос, предположив:

— Ваш центр телоощущения магии?

— Мое сердце! — прорычал он.

Запрокинув голову, вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться, затем, вновь посмотрев на меня, хрипло сообщил:

— Я очень рекомендую вам все же проявить сознательность, госпожа Радович, иначе мне придется сместить вашу ладонь гораздо ниже и заставить ощутить то, что наименее двусмысленным образом продемонстрирует степень пылающего пожара.

Глядя на дракона широко распахнутыми глазами, я, уже едва не плача, спросила:

— В чем вы меня обвиняете?

Лицо Главнокомандующего окаменело, глаза мгновенно сузились. И, отпустив мою ладонь, он хрипло поинтересовался:

— А вы не догадываетесь?

— Нет! — почти крик. Я вытерла набежавшие слезы и продолжила: — Я понимаю, что вы ненавидите и презираете людей, понимаю, что вы в своем праве и у вас есть причины для подобного отношения. Но клянусь — я ничего не поджигала, не зажигала, и я не могу понять, какое недвусмысленное отношение ваш центр восприятия магии может иметь к пожару. Я ведь даже не использовала магию в отношении вас ни разу, как же я могла повлиять на вас?

Черный дракон сухо ответил:

— Молча.

И, пока я хватала ртом воздух, жестко пояснил:

— Вы заставили прикасаться к вам.

Я потрясенно замерла.

Главнокомандующий же холодно продолжил:

— Милада, вам девятнадцать лет, свое детство вы провели в деревне, где даже маленькие дети превосходно осведомлены о том, откуда берутся собственно дети. Практически с шестнадцати лет вы без защиты и поддержки находитесь в Университете Магии, среди озабоченных интимной темой молодых людей. И учитывая вышесказанное, я искренне сомневаюсь в том, что вам до сих пор не известно, как здоровые и свободные мужчины реагируют на прикосновения к женскому телу.

— Но вы же дракон! — озвучила очевидное.

— Я — мужчина, — отрезал Ирэнарн.

Уже даже не пытаясь ничего говорить, я отступила назад, продолжая все так же непонимающе смотреть на Главнокомандующего, потому что я правда ничего не поняла. Как здоровые и свободные мужчины реагируют на прикосновения к женскому телу? Да нормально все реагируют! За столько лет я в кого только не врезалась на лестнице или в коридоре, когда мчалась, не разбирая дороги, лишь бы успеть на лекцию или зачет, но кроме оскорблений или же фраз типа «Эй, ты, аккуратнее», ничего больше не было. И я никак, никоим образом не могла понять, что же плохого совершила.