Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Вернувшись в отдел, Ершов сказал, что редактор вызывал его насчет квартиры и пообещал предоставить ее в августе или сентябре.
Часа за два до окончания работы, когда Жихарев пошел в машинное бюро продиктовать статью, Ершов отпросился у Стебалова и торопливо покинул отдел. Сделал он это с той целью, чтоб «оторваться» от Жихарева и избежать открытой борьбы с ним против выпивки, которую тот наметил уже с утра по случаю предполагаемого получения гонорара из молодежной газеты.
Был субботний день. Улица пестрела летними одеждами мужчин и женщин, громыхали трамваи, один за одним проносились автомобили.
Ершова всегда удивляла многолюдность городских улиц. В любое время с утра до вечера куда-то идут, спешат. Создавалось впечатление, что город населен праздными людьми. Как-то он высказал такую мысль Стебалову, и тот объяснил, что на железной дороге и на заводах работают посменно, поэтому на улицах как раз те, кто в дневной смене не занят. Такое объяснение для Ершова было ново, оно до известной степени удовлетворяло его. Но все же он иногда думал, что по улицам бродят не только те, кто свободен от смелы, немало, наверно, и таких, которые вроде его самого покидают учреждения по своим надобностям в рабочее время или, может, совсем нигде не работают.
Идти в гостиницу не было смысла. Жихарев хватится и обязательно зайдет за ним. Направился на почту узнать, нет ли писем «до востребования» (по совету Жихарева он сообщил в Даниловку, что, пока у него нет квартиры, ему надо писать «до востребования»). Получив два письма: одно — от Наташи, другое — от Гали, свернул в сторону от центра города, решив прочесть их где-нибудь в глухом переулке.
Город он знал еще плохо и шел наугад. Узенькая кривая улочка вывела его на обрывистый бугор. Вершина бугра оказалась Детской площадью. На ней двумя стройными аллейками росли молодые топольки. Чудесный вид открывался отсюда: внизу — узенькая голубая лента реки, дальше — широкий луг, за ним какая-то деревенька, за деревенькой степь и синяя даль. Правее — новый городок с трех- и четырехэтажными домами, трубы завода, издали похожие на кегли.
Ершов присел на одну из скамеек и распечатал сперва Галино письмо. Галя писала:
«Здравствуй, Алеша!
Спасибо тебе за хорошее письмо. Я сходила к Наташе и узнала, что и она и Катюша здоровы, что Наташа собирается тебе написать, да все времени не найдет. А Катюша просто прелесть какая славненькая, только не пойму, на кого она похожа. Глаза голубые, как у тебя, но круглолицая в мать, и носик, кажется, материн — курносенький. В общем, она очень понравилась мне, и вид у нее здоровый. Я спросила, скучает ли она по папе, она ответила: «Скучаю». И таким тихеньким, грустным голоском, что мне жалко ее стало. Ну, словом, Наташа тебе скоро сама напишет, и ты не беспокойся о них, все тут в порядке.
Узнал батя, что я тебе пишу, и просит передать поклон и благодарность за письмо. И еще, говорит, напиши ему, чтобы он сам приехал. Не так уж далеко, и можно бы чуть ли не каждое воскресенье бывать дома. Неужели же у него (это у тебя) там так много дел, что он никак не выберется.
А насчет того, что я вроде музы для тебя была, не знаю, что и сказать. Мне думается, ты преувеличиваешь. Какая польза от моих замечаний по твоим стихам? Ты же сам в десять раз больше моего понимаешь, что хорошо и что плохо. Но если желаешь — стихи присылай, я буду читать их с удовольствием и свое мнение напишу откровенно.
А Жучок в тот раз благополучно вернулся. О твоем приглашении жить с вами, когда тебе дадут квартиру, я Наташе ничего не сказала. Я, конечно, благодарна, и Илюша тоже благодарит тебя и говорит, что было бы хорошо жить вместе, как ты пишешь, но все же предварительно ты договорись с Наташей. Верно, она добрая, хорошая, а вдруг будет против?
Аникею Панфиловичу ты ответил правильно. Скоро мы с Илюшей и в самом деле запишемся. Вот пока и все. О том, что делается в колхозе, напишу в другой раз, сегодня некогда. Одно скажу: у нас вовсю идет подготовка к уборочной. Теперь уже ясно, что урожай в этом году невиданный…
А насчет хора — не знаю, что и сказать. Перееду в город — тогда решу. Но кажется, что в народный хор вряд ли я гожусь. Одно дело петь на улице что и как вздумается, а другое — в хоре.
До свидания.
Галя Половнева
18 июня 1941 года.
Даниловка».
Ершов дважды прочел письмо, вздохнул, свернул его вчетверо, задумался. «Галя, Галя! Нет, не преувеличиваю я, когда считаю тебя своей музой!»
Он положил в карман Галино письмо и прочитал Наташино.
«Милый Лешенька!
Прости мене, пожалуйста, что я не ответила тебе на твои открытки. Все некогда и некогда, делов у мене по горло. Сам знаешь, и в поле не хочешь отставать от других, хотя трудодни для нас уже не очень нужны, раз ты возьмешь нас осенью в город, как ты пишешь. Да и дома, какое ни на есть, а хозяйство, с одной коровой сколько возни: и подоить надо вовремя, и в стадо проводить, и подкормить. Спасибо, мама моя помогает по дому. Катюшу почти каждый день к себе берет, и даже ночует она у нее частенько.
Я радуюсь, что у тебя там в газете все идет по-хорошему и что ты твердо решил оставаться в городе. Было бы очень хорошо и нам с Катей в город перебраться поскорей, без тебе мне тут жизнь не в жизнь. А если квартиру тебе дадут из двух комнат, то это очень хорошо: в одной комнате и кухне мы сами пока будем жить, а в другую комнату пустим жильцов каких-нибудь, может студентов. Мама моя говорит, в городе так делают, и лучше взять студентов, потому что они отучились и уедут, да и летом у них каникулы. И я с мамой согласна насчет