Уонда не возобновила натиск, расплющив лбом его нос.

Эмиссар наконец потерял равновесие, и она повергла его на пол. По камню разбежались трещины. Извернувшись при рикошете, дама поймал Уонду за лодыжку и тоже свалил.

Он поплатился за это: Уонда, упавшая на него, принялась наносить короткие мощные удары по корпусу. Великанша еще раз приложила его затылком о камень.

Но Горджа, покуда она его лупила, перевернулся и вдруг скрестил ноги на ее шее. Дама оттянул задыхающуюся Уонду назад, и она, суча руками и ногами, повалилась на пол, когда Горджа добавил к захвату вращение.

Уонда была не в силах дотянуться до дама, и она беспомощно цеплялась за его ноги, пока он ее душил.

Ребенок продолжал бушевать, и Лиша не осмелилась еще раз применить жезл, но не могла и смотреть, как погибает Уонда. Она заполошно поискала оружие, но ее опередила Лорейн. Коренастая женщина схватила за спинку свой стул и что было мочи им ударила.

Дама в очередной раз уклонился, вовремя выставив блок предплечьем. Стул разлетелся в щепки, а Горджа, схватив принцессу за подол, повалил и ее. Он обвил рукой ее шею и перекрыл кислород, одновременно продолжая ногами выдавливать жизнь из Уонды.

Лиша бросилась вперед, не успев этого осознать. Магия наполнила ее нечеловеческой силой. Она забыла о младенце, Тамосе, присяге травницы. Мир сузился до одной-единственной мишени – головы дама Горджи.

Ногой она вогнала ее ему же в грудную клетку. Лиша почувствовала, как по цепочке полопались позвонки, и дама наконец рухнул.

В зале воцарилась тишина, нарушавшаяся только судорожными вдохами трех женщин. Уонда и Лорейн набирали полные легкие воздуха, но Лиша дышала отрывисто и быстро, в такт сердцебиению. Она стояла, зная, что бой завершен, и старалась обуздать смесь гнева, возбуждения и магии, угрожавшую ее затопить. Лише хотелось новых врагов, казалось, энергия разорвет ее, если не дать ей выхода. Ночь, неужели такое же опьянение испытывали Уонда и остальные? Это ужасно.

Все в зале немо взирали на результаты побоища. Даже Арейн подняла от жбана полные слез глаза и с разинутым ртом уставилась на Лишу. Травница видела в аурах страх и не могла никого винить.

В помещении темнело, и магия злобно клубилась, притянутая насилием. Лиша закрыла глаза, чтобы изгнать к нему тягу, и заставила себя дышать глубже. Младенец яростно лягался и вертелся.

Окутанная магией, Лиша как никогда остро ощущала новую жизнь, которую вынашивала. Та была сильна. Очевидно, магия не повредила ей, но вряд ли пошла на пользу. Лиша видела, как дети преждевременно созревали под ее действием. Вдруг ребенок родится раньше срока и будет слишком велик, чтобы обойтись без опасного хирургического вмешательства? Или энергия изменит что-то другое? Арлен боялся именно этого, отвергая Лишу, а теперь она осталась наедине с той же проблемой уже без него.

Встряхнувшись и отложив эти мысли на потом, она открыла глаза и помогла подняться Лорейн. Уонда уже оперлась на колено и вскинула руку, отказываясь от помощи.

– Обо мне не беспокойтесь, госпожа. – Она сделала очередной солидный вдох. – Через минуту все будет отлично.

Магия струилась в ней, естественным образом притягиваясь к ранам, и Лиша поняла, что Уонда не врет. Не стоило унижать ее гордость. Она повернулась к трупу дама Горджи.

Даже теперь Лиша ничего не почувствовала. Она сожгла двух его подручных, а самому дама сломала хребет. Не демонам – людям. И все же она не ощущала вины, которую могла бы испытать, покопайся в себе сильнее. Эти личности были бы только рады убить всех присутствующих с той же легкостью, с какой Лиша выдергивала из почвы травы.

Один кулак дама остался крепко сжатым, и она, разогнув пальцы, нашла рассыпавшуюся демонову кость. Ее энергия израсходовалась. Лиша чуть дунула, и остатки хора слетели, как пыль.

Джансон наконец встряхнулся и кое-как поднялся к трону. Он глянул на тело Райнбека, его передернуло, и министр сунул руку в месиво, чтобы забрать лакированный деревянный венец.

– Герцог мертв! – выкрикнул первый министр. Он спустился на ступеньку и помог пастырю Петеру встать на ноги. – Да здравствует герцог Петер!

Тот взглянул на него со страхом и недоумением в ауре:

– Что?..

От царственных братьев осталось слишком мало для надлежащего погребения, а трех похоронных церемоний было слишком много даже для Трона плюща. Через неделю после злодейства, когда город еще оставался закрыт, Тамосу, Райнбеку и Микаэлю воздали последние почести в великом Энджирсском соборе.

Службой руководил лично Петер, который не увидел никакого противоречия в том, чтобы оставить за собой должность пастыря рачителей Создателя, надев деревянную корону. Едва прошло первое потрясение, он поручил мастеровым создать новые наряд и церемониальные доспехи, отражающие его двойственный статус.

После службы Лиша с прямой спиной и каменным лицом стояла в цепочке встречающих. Наедине с собой она оплакала Тамоса, но не была готова с кем-то делиться скорбью. Она принимала соболезнования энджирсских высоких особ, чьих имен не знала и знать не хотела, болезненно улыбаясь и отвечая короткими, механическими рукопожатиями, после чего переводила взгляд на следующих.

И все же очередь казалась бесконечной. Лиша исполнила долг и вытерпела до конца, но в душе была опустошена.

Вернувшись к себе, она упала на постель, но мигом позже ее подняла Уонда:

– Простите, что тревожу, госпожа Лиша, но матушка желает вас видеть.

Лиша устало сошла на пол, проверила прическу, распрямила плечи и снова покинула покои, ничем не выдав своих чувств стражникам и слугам. Они тоже скорбели и должны были видеть ее сильной.

Когда Лиша вошла в приемную, перед матерью-герцогиней сидела Лорейн. Милнская принцесса кивнула Лише, но больше сказала взглядом. Теперь меж ними что-то пролегло. Наверно, не дружба, но доверие. И обоюдный долг.

Вновь повернувшись к Арейн, принцесса возобновила беседу, как будто Лиши и не было:

– Согласится ли его милость?

– Корона вскружила юноше уже распухшую от важности голову, но сын мой хочет эту голову сохранить. Петер, может быть, и предпочитает мальчиков, переодетых девочками, но если это побудит твоего отца прислать нам несколько тысяч Горных Копий…

Лорейн кивнула:

– Прикосновения Петера волнуют меня не больше, чем его – мои, но, если он отплатит этим пустынным крысам за то, что они сделали с моим мужем, мне нет ни малейшего дела до педрил, которых он будет подкладывать в свою постель.

– Ты никогда не займешь трон, – буркнула Арейн. – Даже как регентша, если твой сын не успеет вырасти до смерти Петера.