Будущее принадлежит нам, любимый. Скоро на свет появится нашмалыш. А вместе с ним начнется и наша с тобой жизнь – с ним или с ней. Хотя япо-прежнему уверена, что у нас родится сын, точная копия тебя, дорогой. Это самГосподь в милости своей дал нам шанс начать все снова, заново прожить жизнь, окоторой мы оба мечтали. И разве мы не имеем права на счастье, ведь мы любим,уважаем и понимаем друг друга. А рождение нашего ребенка теперь свяжет насновой, незримой цепью.

Я люблю тебя – люблю всей душой, всем сердцем. И даю тебеслово, что если ты придешь ко мне – вернее, когда ты придешь ко мне, потому чтоя твердо верю, что так и будет, – ты обретешь счастье, о котором всегдамечтал. Да, будущее принадлежит нам, любимый. Так же, как я – тебе. Твоя А».

В письме стояла и дата – за неделю до трагической гибелиТеда…

Острая боль вдруг словно ножом полоснула по сердцу, и Офелиярухнула на колени. Сидя на полу, она еще раз пробежала глазами письмо. Она неверила своим глазам. Мысли вихрем закружились у нее в голове. Кто же мог бытьавтором письма, гадала она… и не могла догадаться. Это было невероятно. Такогопросто не могло случиться! Наглая ложь, подумала она. Гадкая, грязная шутка,которую кто-то решил сыграть с ней. Пиджак Теда сполз с ее плеч и с мягкимшорохом упал на пол, но Офелия даже не заметила этого. Держа в дрожащих рукахсмятый листок, она снова и снова пробегала его глазами.

Наконец, прислонившись спиной к стене, чтобы не упасть,Офелия остановившимся взглядом уставилась перед собой, даже не заметив, чтосжимает в руке смятое письмо. Она вдруг все поняла, обо всем догадалась. Всемуповерила… и теперь ей хотелось только одного – умереть. Ребенок, о которомговорилось в письме, тот самый, который, если верить датам, должен былпоявиться на свет через полгода после смерти Теда, – теперь она знала, ктоон. Уильям Теодор. Офелия похолодела – выходит, она не осмелилась назвать егоТед и выбрала то, что ближе к его имени. И это вовсе не дань уважения трагическипогибшему другу, как она говорила. Ребенка назвали в честь умершего отца –второе имя Теда было как раз Уильям. Все, что ей было нужно, – простопоменять местами имена. Итак, малыш Уилли – сын Теда! Андреа не обращалась вбанк спермы, чтобы стать матерью. А письмо написала она, в этом у Офелии неосталось никаких сомнений. Буква А в конце только подтвердила ее догадку.Господи, как она могла?! Выходит, ради того, чтобы заполучить ее мужа, она непостеснялась даже воспользоваться болезнью ее несчастного мальчика!

Играя на нежелании Теда смириться с несчастьем, Андреабесстыдно поливала ее грязью. И эту женщину она вот уже восемнадцать летсчитает своей лучшей подругой! Выходит, Андреа предала ее! И он, Тед, тоже!Понять такое просто невозможно… в это нельзя было поверить… с этим нельзя былосмириться. Значит, Тед больше не любил ее?! Он любил Андреа, любил так сильно,что даже сделал ей ребенка. На подгибающихся ногах Офелия доползла до своейспальни, снова бросила взгляд на письмо, и вдруг ее стало неудержимо рвать.Когда ее отыскала Пип, она стояла, вцепившись в край раковины. В лице ее небыло ни кровинки, все тело сотрясала неудержимая дрожь.

– Мам, что с тобой? – В глазах девочки мелькнулстрах. – Что случилось? – Пип перепугалась до смерти: мать выгляделасовершенно больной – во всяком случае, Пип никогда до сих пор еще не видела унее такого мертвенно-бледного лица.

– Ничего, – прохрипела Офелия, прополоскав рот.Слава Богу, рвало ее недолго, в основном желчью, да и неудивительно, ведь онапочти ничего не ела – так, крохотный кусочек индейки, и все. Но ощущение былотакое, словно вместе с содержимым желудка она извергла все, что составлялодобрую половину ее самой, – сердце, душу и даже память о своем замужестве.

– Может быть, хочешь прилечь? – участливо предложилаПип.

Для них обеих день оказался тяжелый, особенно для матери –Пип достаточно было только взглянуть на Офелию, чтобы убедиться в этом. Онавыглядела так, словно вот-вот умрет.

– Потерпи минутку. Сейчас пройдет, и все будет хорошо.Еще одна ложь, устало подумала Офелия про себя. Как теперь может быть хорошо,когда ей все известно? А что, если бы Тед не погиб? Если бы он ушел от нее? Даеще забрал бы с собой и Чеда? Это убило бы ее. И Чеда тоже, сколько бы они нипытались отрицать очевидное. Но теперь Тед мертв. Они оба мертвы, и уже ничегоне изменишь. И она вместе с ними… Тед убил ее Так же верно, как если бывыстрелил ей в сердце. Письмо словно проложило невидимую границу между прошлыми будущим, разом превратив в фарс все, чем прежде дорожила Офелия, – брак,любовь, дружбу с Андреа. Офелия была раздавлена. Она просто не в состояниипонять, как они могли так поступить с ней! А Андреа? Какой же холодной,циничной стервой нужно быть, чтобы предать лучшую подругу?!

– Мамочка, ну ляг, полежи, прошу тебя… – Пип чутьне плакала. Офелия вздрогнула – дочь не называла ее «мамочкой» уже много лет.Но она так испугалась, увидев зеленовато-бледное лицо матери, что это словосамо сорвалось у нее с языка.

– Мне нужно выйти… на минутку.

Офелия обернулась и бросила взгляд на дочь. И Пипперепугалась окончательно. Еще минуту назад она боялась, что мать сновапревратится в робота. Но то, что она увидела, оказалось куда страшнее. Передней предстало лицо вампира, каким его принято изображать в фильмахужасов, – белое-белое и застывшее, словно ледяная маска. Покрасневшие отслез, обведенные темными кругами глаза горели лихорадочным блеском. Пипотшатнулась – это не ее мать! Нет, только не она! Больше всего ей хотелось бы,чтобы это жуткое существо исчезло навсегда и никогда больше не возвращалось.

– Побудь немного здесь, хорошо?

– Куда ты? Может, мне лучше пойти с тобой? –Теперь Пип уже тоже дрожала всем телом.

– Нет! – отрезала Офелия. – Я скоро вернусь.Только запри за мной дверь. И не отпускай от себя Мусса, хорошо?

Она говорила почти так же, как прежняя Офелия, только лицо унее оставалось чужим и страшным. Впрочем, она уже и не была ею – эта новаяОфелия вдруг почувствовала в себе холодную решимость, которой она никогдапрежде не обладала. В эту минуту она понимала тех несчастных, совершившихубийство в порыве страсти. Нет, она не собиралась убивать Андреа. Она простохотела посмотреть ей в глаза, увидеть ее еще раз – женщину, разрушившую еесемью, надругавшуюся над ее любовью, испоганившую ее воспоминания о муже.Теперь Офелия не могла позволить себе даже такую роскошь, как возненавидетьего. И вдруг все разом перевернулось в ее душе – вся боль и ужас, в которых онажила последний год, снова вернулись к ней, но только теперь это была вина Андреа!Офелия скорчилась от нестерпимой муки. Больше всего она страдала От того, чтоне может отплатить им той же монетой. Жаль, что нельзя вернуться в прошлое,заставить этих двоих пройти через тот же ад, в котором пришлось жить ей!

Пип с испуганным лицом застыла на лестнице, беспомощно глядяматери вслед. Что делать? Звать кого-то на помощь? Но кого? Она не знала.Поэтому она уселась на лестнице и молча прижала к себе Мусса. Чувствуя, что сего маленькой хозяйкой что-то неладно, пес завилял хвостом и принялсяоблизывать залитые слезами щеки Пип. Так они и сидели вдвоем, дожидаясьвозвращения Офелии.