Андреа засобиралась домой, едва стало смеркаться. Пип,проводив ее, поднялась к себе, сказав, что хочет порисовать. Она просидела вспальне долго. Только услышав, как скрипнула дверь в спальню Чеда, Пипвыскочила из комнаты как раз в тот момент, когда Офелия пыталась бесшумноприкрыть ее за собой. Пип посмотрела на мать умоляющими глазами.

– Не ходи туда больше, мамочка, ну прошу тебя! Тытолько напрасно мучаешь себя! – Пип прекрасно знала, что там происходит.Она не раз уже видела, как мать сворачивается клубочком на постели Чеда ичасами лежит так, обливаясь слезами и вдыхая оставшийся на подушке запах еговолос. Пип не подглядывала за ней – рыдания матери хорошо было слышно сквозьстену, и сердце у нее разрывалось от жалости. Она бы все отдала за то, чтобызанять в сердце матери место Чеда, но знала, что такого не будет никогда. АОфелия не знала, как ей объяснить, что невозможно заменить одного человекадругим, что она любит дочь не меньше, чем погибшего сына, просто гибель егооставила в ее душе пустоту, которую никто не в силах заполнить.

– Я только на минуточку, – хрипло взмолилась она,и глаза Пип снова наполнились слезами.

Не сказав ни слова, Офелия повернулась и молча постоялаоколо двери спальни. Слезы в глазах дочери заставили ее почувствовать себявиноватой. Поколебавшись, она прикрыла дверь в спальню сына и пошла к себе,открыла дверцу шкафа и принялась перебирать лежавшие там вещи Теда. Тосканахлынула на нее с такой силой, что Офелии казалось – еще немного, и она простоне выдержит. Их не вернуть, но если бы она могла коснуться чего-то, чтопринадлежало одному из них, почувствовать такой родной, знакомый запаходеколона Теда… прижать к груди рубашку Чеда. Она испытала мучительное чувство,понять которое может лишь тот, кому знакома жгучая боль потери. Все, что у нееосталось, – это вещи… одежда, которую они носили, да еще обручальноекольцо мужа, тоненький золотой ободок, который весь год Офелия носила на груди.Никто, кроме нее, не знал о нем. И только она сама порой незаметно касалась егорукой, просто чтобы еще раз убедиться, что когда-то у нее был муж, который еелюбил. Теперь ей все реже верилось в это. Но иногда ее вдруг мутной волнойзахлестывал страх, когда Офелия внезапно с какой-то ошеломляющей ясностьюсознавала, что его больше нет и она навеки осталась одна. Вот и сейчас,почувствовав приближение дурноты, она зарылась лицом в один из пиджаков Теда, апотом, словно желая вновь почувствовать объятия мужа, сняла его с вешалки и накинуласебе на плечи.

Рукава беспомощно упали, и Офелия, словно потерявшийсяребенок, зябко обхватила себя руками. В кармане что-то захрустело, и онабессознательно сунула внутрь руку, чтобы посмотреть, что там. Это оказалосьсмятое письмо, и на мгновение в груди у нее вспыхнула безумная надежда, чтописьмо от мужа. Но оно было не от Теда. Просто в кармане завалялся лист бумаги,напечатанный на компьютере, а вместо подписи внизу стояла одна буква. Офелияпочувствовала смутный укол совести – ведь письмо было адресовано не ей… новсе-таки осталась какая-то часть его, листок еще, казалось, хранил тепло егорук. Офелия поспешно пробежала его глазами, и на какое-то мгновение ей дажепоказалось, что оно похоже на ее собственное письмо… Однако она твердо знала,что это не так. Сердце ее вдруг заколотилось часто-часто. Закусив губу, онапринялась читать.

«Дорогой Тед, – начиналось письмо. Сердце у Офелии едване остановилось, но она стала читать дальше. – Я знаю, то, что произошломежду нами, было полной неожиданностью для нас обоих. Но случается, что поройтакие вот повороты судьбы становятся величайшим благодеянием. Поверь, дорогой,я этого не хотела. Но тут уж ничего не поделаешь. Я уже не так молода, какпрежде, и, боюсь, другого шанса у меня может уже и не быть. А этот ребенок… онзначит для меня больше, чем что-либо в этом мире, еще и потому, что он твой!

Я знаю, ты этого не хотел. Поверь, я тоже ни о чем таком недумала. Все началось как веселая шутка, ведь у нас с тобой всегда было столькообщего, дорогой. Мне известно, какими тяжелыми были для тебя эти последниегоды, – поверь, никто не знает этого лучше меня. И виновата в этом толькоона – это ее вина, что вы с Чедом ссорились. Кто знает, решился бы бедныймальчик на самоубийство, если бы не она! Если, конечно, он вообще это сделал…если она тебя не обманула! Как это должно быть, было тяжело для тебя! Как и ты,я не слишком верю в то, что у него проблемы с психикой. Скажу тебе откровенно,этот диагноз всегда вызывал у меня сомнения. А эти его попытки самоубийствасильно смахивают на желание привлечь к себе внимание – твое внимание, дорогой.Не кажется ли тебе, что это своего рода мольба избавить его от нее? Что-топодсказывает мне, что она с самого начала сделала все, чтобы представить тебеэто совсем в другом свете. Но тогда… если все будет так, как я надеюсь,возможно, самым лучшим выходом для нее будет уехать с Пип, оставив нам с тобойЧеда. Надеюсь, ему с нами будет намного лучше, чем сейчас, когда она бестолковосуетится вокруг него, словно глупая наседка, только пугая несчастногомальчишку. Что в этом хорошего, скажи на милость?! А ведь он твой сын, он кудабольше похож на нас с тобой, чем на нее. Она совершенно его не понимает – тыэто знаешь не хуже меня. Это просто бросается в глаза. Может быть, это просто потому,что даже сейчас он куда умнее ее… возможно, умнее даже нас обоих. В любомслучае, если это то, чего ты хочешь, я была бы рада попытаться создать емусемью. Пусть живет с нами, если ты скажешь.

Что же до нас с тобой, я твердо верю, что это только начало.Ваша совместная жизнь с ней подходит к концу. Впрочем, к этому все и шло. Онапросто этого не понимает… или не хочет понимать. Сама она полностью зависит оттебя и от детей. У нее нет собственной жизни… да она ее и не хочет. Она каквампир: ты, дети – вы нужны ей только для того, чтобы ее жизнь имела хотькакой-то смысл. Но это же глупо! Рано или поздно ей придется отпустить тебя,обрести какую-то цель в жизни. Может быть, это случится не скоро, но необходимооткрыть ей глаза, дать понять, насколько пустое и бессмысленное существованиеона привыкла вести и как мало она может дать такому человеку, как ты! Онасловно жернов у тебя на шее. Как пиявка, она присосалась к тебе и сосет из тебяжизнь. И так уже многие годы…

А этот ребенок, кто бы ни родился, мальчик или девочка,незримой нитью свяжет нас, любимый, он станет мостиком в наше будущее. Знаю, тыеще ничего не решил, но, думаю, догадываюсь, чего ты хочешь. Да и ты тоже этоуже понял. И все, что от тебя требуется, – это заявить свои права, точнотак же как ты заявил их на меня. Вспомни, как это было. Ведь и ребенок нашникогда бы не появился на свет, если бы ты не мечтал об этом так же страстно,как я сама.

У нас с тобой впереди еще целых шесть месяцев, чтобы всерешить, обо всем договориться, – шесть месяцев, прежде чем на светпоявится наш малыш. Шесть месяцев на то, чтобы сказать прошлому «прощай» иначать новую жизнь. Знаешь, я только об этом и думаю, только об этом и мечтаю.И ничего другого мне не нужно, любимый. Ты для меня – все. Я восхищаюсь тобой,верю в тебя, и любовь моя не знает границ.