Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иные исследователи полагают, что весной 1961 года в буквальном смысле своей внешней политики Кеннеди не имел. Возможно. Но он был готов предъявить динамизм и стержень новой администрации, не похожей на «самодовольных бюрократов» недавнего прошлого.
В Москве тоже готовились. Там в центре внимания были Берлин, Лаос и атомная бомба.
Особое внимание уделялось информированию о встрече советских трудящихся. Аппарат постоянно готовил Хрущеву переводы ведущих американских аналитиков. Он с интересом читал Уолтера Липпмана и Джеймса Рестона. Некоторые их статьи вышли в СССР.
Так, «Правда» перепечатала две статьи Рестона из New York Times с оговоркой, что «редакция не может согласиться с рядом высказываний…». Он писал: «Кеннеди похож на юного боксера, который изящно играл с противником, раз за разом нанося удары и принимая хлопки зрителей, а затем вдруг получил удар в челюсть. Очарование двух первых месяцев прошло. Короче говоря, он виновник не просто поражения, но некрасивого поражения[146]… Президент не может просто стоять в стороне… после Кубы… Кеннеди не только умный выпускник Гарварда с аналитическим складом ума, но и задиристый ирландец и политик. И его друзья в Конгрессе, а также люди, присылающие ему письма со всей страны, требуют, чтобы он действовал…
Инициатива у Хрущева… Запад выглядит чуть сентиментально и немного глупо. Понятно, Хрущев хотел бы использовать преимущество. Беда только, что и Гитлер тоже так думал. Рейн, Австрия, Данциг, Чехословакия — все шло хорошо, пока не погасли огни. Хрущев, быть может, не будет пытать счастье таким образом, но кто знает? Здесь-то и кроется опасность».
Рестон понимал: его читают в Москве, и предупреждал: осторожно. А Хрущев считал, что зря. Он верил, что обретенный при Сталине опыт позволит ему «сделать» Джека и выиграть раунд.
Глава помнил их встречу в Вашингтоне. Смешно. Тогда оптимисты увидели в его поведении намек на готовность к мирному сосуществованию и отказу от экспансии в мире.
Он знал, что вон тот молодой пойдет в президенты. И нарочно, пожимая руку, сказал:
— Какой молодой.
— Это не всегда мне помогает, — ответил рыжий. Похоже, намекая, что многие не хотят видеть его президентом: он, де, слишком молод. Так пишут авторы книги «Лицом к лицу с Америкой». Кроме него рукопожатия удостоился лишь ведущий Фулбрайт и авторы вопросов[147].
Джеку же в этом томе уделен целый абзац: «Высокий моложавый сенатор Джон Кеннеди из штата Массачусетс… Сын богатейшего бостонского финансиста, биржевого дельца Джозефа Кеннеди, который в 1940 году был американским послом в Англии и затем активно выступал против вступления Америки в войну против гитлеровской Германии. На нынешнем этапе борьбы за выдвижение кандидатур на пост президента США Джон Кеннеди… считается одним из кандидатов от демократической партии. В течение беседы… Кеннеди не проронил ни слова. Может быть, это говорит в его пользу: ведь сенаторы, которые своими вопросами надеялись поставить Н.С. Хрущева в неловкое положение, сами оказались в проигрыше после его ответов».
Теперь Джон был уже не молодым сенатором, а молодым президентом. И хотел задать несколько вопросов пожилому главе советского правительства.
7
27 мая Хрущев покинул Москву, два дня провел на Украине, посетил могилу Шевченко. Затем в ЧССР встретился с Антонином Новотным[148]. А 2 июня прибыл в Вену.
Кеннеди провел в Париже переговоры с де Голлем, а в Лондоне с Гарольдом Макмилланом.
По пути в Вену он до самой посадки готовился к беседам с Хрущевым. И вот они начались.
Он встретил Никиту в 12.45 на пороге посольства, куда, как говорят, просто «выскочил».
Сообщают очевидцы и о том, что, беседуя, оба проявили «учтивую твердость» и «любезную решительность». А Джеки и жена Хрущева Нина Петровна катались по Вене в кабриолете. Разница в возрасте не была помехой. Жаклин нашла подход к Нине. Ее не смущало, что рядом с ней, облаченной в роскошные наряды, сидит жена вождя большевиков с простой прической и без макияжа, одетая в цветастый костюмчик, похожий на домашний халатик. Пусть она, как годы спустя написала одна ехидная блогерша, выглядела, «как тетя-Мотя», или, по словам Леонида Парфенова, «как женщина, приехавшая из деревни», Джеки она была интересна.
Было видно: так Нина одета не зря. А согласно плану. В соответствии с которым и глава одет, как слесарь на Первомай. А ведь в 1959-м на Нине были туалеты в стиле Елизаветы II. И она, несмотря на годы, классно смотрелась рядом с Мейми в шляпках и вечерних платьях. Стало быть, решила Джеки, замысел в том, чтоб показать семье Кеннеди:
Эйзенхауэры были серьезные люди, а вы, воробушки, рядом с нами — нарядные малыши.
И вам еще придется доказать ваше право на наше серьезное отношение. А пока оно вот такое.
Жаклин мигом нашлась — стала говорить с Ниной с внимательной снисходительностью, как с тетушкой с фермы, прибывшей проведать удачливую племянницу.
* * *
Верный тон нужно было найти и Кеннеди. И с первых же минут он задал ход беседы: предлагал темы, держал канву спора и побуждал Хрущева отвечать. Президент говорил точнее и проще. Глава — цветисто и ярко. 3 и 4 июня они общались несколько раз. С глазу на глаз. Говорили о капитализме и социализме, об истории и философии. И, считает Тэд, в итоге, между ними, возможно, возникло то, что психологи называют «раппорт» — неявное расположение, интерес.
Вспомнили встречу в 1959-м. И тут Джек предположил, что США и СССР могут жить в мире. Только надо создать условия. Хозяин Белого дома внушал владыке Кремля: это возможно.
Тот удивился. Напомнил, что еще недавно Джон Фостер Даллес хотел уничтожить социализм и как систему, и как учение. Джек ответил, что проблема — в желании Кремля навязать свое учение другим. Хрущев парировал: коммунисты и СССР ничего не навязывают. Но на смену феодализму пришел капитализм, а его сменит коммунизм. Разве не логично?
Джек ответил в том смысле, что даже если попытки меньшинства присвоить власть вопреки воле народов называть «освободительными войнами», они от этого не становятся исторической неизбежностью. В прошлом уход таких систем как феодализм и монархия сопровождался насилием, и сегодня есть угроза мировой ядерной войны. Спор систем не должен угрожать их жизненным интересам и вести к непоправимым просчетам.
«Хрущев ощетинился», — пишет Соренсен. Слова о «просчетах» и непоправимости ему не понравились. Он хотел сломить статус-кво. Хотел поддерживать левые силы. Наверное, США хотят, чтобы СССР как школьник сидел, сложа руки на парте? — спросил глава. Но в мире нет прививки от идей. Он даже не знаком с лидерами коммунистов в ряде стран — дома много дел. Но даже если бы он лично отверг коммунизм, учение бы развивалось, хотя СССР его не навязывает… Может, стоит винить Германию как родину Маркса и Энгельса…