Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джек предложил не только мечту о выходе за пределы привычного и потому обычного американского мира. Он указал сам выход.
И все бы хорошо, если б не Восток! Мощный, зловещий, горящий и палящий красным огнем Восток, с одной стороны — невероятно мешал своей агрессивностью и чуждостью, а с другой — подстегивал, заставлял стараться, соревновался. Короче — принуждал к развитию.
Джек не боялся Востока. Но боялись миллионы на Западе. Это позволяло работать с их фобиями. Выделять и подправлять их. И управлять носителями.
Нельзя отменить Восток. Его можно победить. Но вот нужно ли? Ведь не будь его, исчез бы стимул к борьбе, к развитию. И потому его надо опередить. И, если выйдет, — изменить.
Но прежде важно объяснить. Увидеть, узнать, уловить.
И тайные агенты, самолеты и спутники-разведчики тут не годятся.
Эйзенхауэр ошибался во многом, но в одном он был точно прав: любил саммиты. Считал, что лучший способ разобраться в стране — встретиться с ее лидером лично. Найти свое видение. А пока он сидит там, за своим ржавым занавесом, ты мало что поймешь. Тени. Контуры. Штрихи…
«…Коммунисты, — говорил Кеннеди, — изображают себя авангардной силой, указавшей путь к лучшему, более яркому и смелому образу жизни, а мы, американцы, ушли в оборону, загнали себя в позицию защитников статус-кво. Довольно! Трубите сбор! Пора в путь-дорогу.
Ведь наш путь к фронтиру, без сомнения, скоро упрется в стены Востока».
5
А Восток — помог. Сам пришел.
Когда Джек победил на выборах, в ноябре 1960 года Кремль известил посла в Москве, что Хрущев хочет встретиться с новым президентом США.
СССР отпустил пилотов, с которыми не было связи с прошлого лета. Джек это оценил: «снята большая преграда для улучшения отношений». Он велел прекратить полеты U-2 и созвал серию совещаний по отношениям с Москвой. В них участвовали Дин Раск, эксперт по России Чарльз Болен, матерые дипломаты Джордж Кеннан, Аверелл Гарриман и Льюллин Томпсон[143].
— Надо, надо встретиться с Хрущевым, — говорили консультанты, — Вы сразу поймете с кем имеете дело. И с чем имеет дело Америка.
Кеннеди считал, что одна из самых больших опасностей — это «опасные просчеты», которые в течение его жизни трижды привели к войнам. Возможность таких просчетов важно в максимальной степени снять, и вывести взаимопонимание на уровень, делающий ядерную войну невозможной. И как же это сделать? «Как можно шире открыть каналы коммуникации».
Встречу решили провести в жанре дискуссии по общим вопросам, без обсуждения конкретных проблем. Джеку подготовили серию докладов об СССР и Хрущеве, и он настойчиво их штудировал. Попутно оживляя свои знания о марксизме и темах, которые, как ожидалось, могли возникнуть. Однако, как выяснилось позднее, главное ушло за рамки.
Кеннеди послал письмо Хрущеву 22 февраля 1961 года. В нем было и согласие на встречу, и приглашение на свидание. 27 февраля посол Томпсон доставил его в Москву.
Но вручить не смог — Хрущев ездил по стране и получил письмо 9 марта — в Новосибирске. Томпсон предложил встречу в начале мая: в Вене или Стокгольме. Хрущев выбрал Вену.
В Кремле и Белом доме готовили саммит. А в Лэнгли, Майами и Гватемале[144] — высадку на Кубе. Эту драму мы обсудим позже, а здесь отметим, что она побудила стороны прервать подготовку к встрече. Впрочем, к концу месяца дело пошло, и министр иностранных дел СССР Андрей Громыко подтвердил: саммит состоится. А 16 мая Хрущев известил Кеннеди о согласии.
Саммит назначили на июнь. Джонсон и Раск опасались, что после Кубы советский вождь будет говорить «с позиции силы», а может, устроит скандал, как в Париже? Но Джек, пишет Соренсен, считал, что пора «разъяснить господину Хрущеву политику нашей страны, дав ему возможность обсуждать и прояснять ее…» и «получить из первых рук знания, на основании которых» можно «принимать решения, какие ни один советник… не может принять за него».
До отъезда Джек заехал к родителям. С ним была Джеки, брат Тэдди и Макджордж Банди.
Когда отец и сыновья собирались дома, Джо смешивал дайкири[145]. Собирались к семи вечера. В пятницу получали по два дайкири, в субботу — один, а воскресенье — ничего: завтра на работу. Ожидая коктейль, Банди решал по телефону вопросы, связанные с поездкой Джека, а тот резался в шашки. Их он любил с детства. Родные считали, что в его игре есть какая-то тайна. А он просто все время шутил, отвлекая соперника. Вот и сейчас Тэд продул большую часть партий.
Около семи по пояс в тумане братья пересекли лужайку, разделявшую два дома. Малышка Кэролайн увидала их в окно и, выбежав, повисла на руках отца. И тут из двери показался Банди:
— Господин президент, к телефону.
Отдав дочь брату, Джек поспешил к нему. А Тэд и Кэролайн вошли в дом. Джо следил за ними из окна. Уже полчаса он молча сидел в столовой. Вошел Джон и сел рядом.
Появились Роуз и Джеки. Молчание. Банди тактично задержался в гостиной, понимая, что это нечто особенное.
Наконец отец, окинув взглядом близких, остановил его на Джоне.
— Я знаю, — молвил он, — ты волнуешься из-за Хрущева. Но сейчас главное — какой ты вырастишь дочь, каким человеком ее сделаешь. Это — самое важное. Не забывай.
— Ты прав, папа. — Джек просил улыбкой.
Все выдохнули. Вошел Банди, шутливо развел руками, мол, как, я не опоздал?
— У меня, — сказал Джон, — есть отличная модель корабля. Так вот, если напишут, что я подарил ее Хрущеву, значит на переговорах все хорошо. А если нет — плохо. Честно говоря, я хочу оставить ее себе. Уж больно хороша.
6
Джек считал, что хотя Эйзенхауэр, как мог, показал Хрущеву Америку, да тот и сам кое-что понял, все равно, надо объяснить ему те меняющиеся США, президентом которых является он — Кеннеди. Донести, что изменение страны повлечет перемены в ее внешней политике. Сегодня Штаты не те, какими, господин Первый секретарь, вы их видели в 1959 году.