взять только из пьесы Хейвуда. И вставил он ее в кэмденские эпитафии, чтобы напомнить читателям эту старую пьесу конца первого десятилетия века, где Хейвуд, хорошо знавший Ратленда, винит жену в измене. Похоже, что Филипот своей вставкой хотел восстановить в правах истину. Вот так по сусекам наскребаются эпизоды, поступки, высказывания, из которых постепенно вырисовываются не только события, но и характеры вовлеченных в эти события людей. Освобождение от мифа позволяет по-иному прочитать многие печатные издания того времени.

ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ БЕНА ДЖОНСОНА

Есть еще одна пьеса, связанная с этими событиями. Это «Черт выставлен ослом» Бена Джонсона (поставлена в 1616). Джонсон совершенно иначе излагает те же события, но и его видение субъективно, даже слишком. Он тогда очень хотел помириться с Джоном Донном, осталось его покаянное письмо Донну. Джонсон вернулся из Франции, где провел больше года, 29 июня 1613 года. А 17 июля Донн пишет ему письмо, в котором советует хранить молчание, не отвечать на все еще сыпавшиеся на него обвинения, в чем – из письма неизвестно. (Кстати упомяну, что сам Донн находился тогда в глубоком душевном кризисе, который протянется еще долго и выльется в принятие духовного сана.) Джонсон, гордец, готовый дать отпор любому обидчику, ответил ему, письмо это по тону неожиданно. Дайвид Риггс, биограф Джонсона, не упоминает его, а оно нуждается в объяснении, которого пока нет. Вот из него отрывок: «Вы не представляете себе, как дорога и почетна для меня ваша дружба… и потому я бы принял ее со всем послушанием… – далее он пишет о дурных слухах о нем, о непонимании и утрате добрых отношений с придворной дамой, его давней покровительницей, и прибавляет: Но мне грозит большее наказание – потерять Вас, моего истинного друга, остальные меня не волнуют, они к друзьям не относятся. А Вы сами себя таковым заявили. Увы! Как легко обвинить человека, у которого нет защиты. Ладно, мое достоинство стерпит, и (пусть свет и называет это преступлением или как-то еще) я все же благодарен Вам за совет помалкивать в этих тяжелых обстоятельствах, когда от меня могут отшатнуться друзья и поколебаться уверенность в собственной правоте.

И чтобы моя сомнительная репутация не навлекла и на вас неприятности, зависть иль ненависть, остаюсь, желаю остаться, наедине со своей безгрешностью, она мое оправдание. А нет, то виной во всем Небо. Ваш всегда истинно любящий друг Бен Джонсон».

Вот такой вопль вырвался из груди Бена Джонсона, не склонного к проявлению подобных чувств. Из письма следует, что до отъезда во Францию с сыном сэра Уолтера Рэли (Джонсон ехал в качестве ученого наставника, но весь год страшно пил), произошло в Лондоне что-то такое серьезное, что даже по возвращении он не был прощен. В истории был замешан как-то и Джон Донн. Джонсон очень боится потерять его дружбу.

Донн тоже был год за границей. Уехал в ноябре 1611 года, жена была в то время на сносях, беременна седьмым ребенком. Вернулся он в сентябре 1612 года, Ратленды уже из жизни ушли. Жена в его отсутствие родила мертвого младенца, о чем ему было предчувствие. У Донна есть священные сонеты, в пятом он, рыдая, молит Всевышнего, чтобы Он выжег грехи, испепелившие его микрокосм, а грехи эти – «lust» и «envy» (похоть и зависть).

Два следующих года – 1613 и 1614 – Джон Донн находился в тяжелейшем упадке духа. И в январе 1615 года решает наконец принять сан священника. Его стихи, сонеты, элегии и письма графине Бедфорд надо, во-первых, читать по-английски, во-вторых, вместе с сонетами Шекспира и стихами Бена Джонсона. Кстати сказать, несколько элегий были найдены среди бумаг и Джонсона, и Донна, в них как раз содержатся отголоски любовной драмы и сердечные муки, ею вызванные. Исследователи относят все эти элегии Джону Донну, но в полные собрания стихотворений Джонсона их тоже включают с соответствующими комментариями.

Если Джон Донн, умный, страстный, циничный, и полюбил кого-то в зрелые годы, будучи женатым (и пассия его была замужем – элегия XII), то это должна быть женщина необыкновенная – талантливая, прекрасная и запретная. В это время рядом с ним была всего одна такая женщина – графиня Елизавета Ратленд, талантливая поэтесса, исповедующая платоническую любовь. Конечно, это был запретный плод – жена гениального Шекспира, которому даже он уступает поэтическую пальму первенства. Но Донну на роду было написано влюбляться в запретных женщин, которые роковым образом влияли на его судьбу. И Джон Донн влюбился – да как! Вот только приходилось доказывать возлюбленной, что и плотская любовь имеет право на существование («The Extasie»). Это все есть в его песнях и элегиях. Джонсон в разговоре с шотландским поэтом Уильямом Драммондом говорит, что лучшие его стихи были написаны в девяностые годы. Вот тут я Джонсону не верю: кровью сердца написанные строки родились из-за его, Бена, пьяной болтливости. Джонсон бывал в гостях у графини Ратленд [157], и, наверное, в откровенную минуту графиня Елизавета поделилась с Джонсоном секретом о себе и Джоне Донне, его друге. Сравните элегию 15 Донна (ее публикуют и в сборниках Джонсона) с элегией 38 Джонсона из «Подлеска».

У Донна есть строки:

Грудь подлеца, кому открылась ты

В минуту слабости! Как жаль, что мы

Узнали о предательстве так поздно.

Из-за него тебя во всем виню,

А ты меня. Он все беседы наши

Коварству воплощенному раскрыл.

А элегия Джонсона начинается словами:

Да, я погиб!…

Далее прозаический подстрочник:

Оскорбленная госпожа, вы так прекрасны, Что излучаете свет, который отгоняет отчаяние И наполняет мои силы вдохновляющей радостью: Вы так благородны, что не можете уничтожить ее.

И Джонсон умоляет простить его. Из стихотворения ясно, что, будучи в подпитии в гостях у некой леди, отличающейся хитростью и коварством [158], он выболтал секрет этой госпожи. А леди с такой репутацией при дворе была – графиня Саффолк. Ее дочь Фрэнсис была замужем первым браком за единоутробным братом Елизаветы Ратленд, третьим графом Эссексом; после развода она вышла замуж за Роберта Карра, графа Сомерсета, фаворита короля. Леди Фрэнсис с подручными отравила заключенного в Тауэр сэра Томаса Оувербери, который был когда-то влюблен в Елизавету Ратленд (об этой любви Джонсон пишет в «Записных книжках»). Старую графиню Саффолк Джонсон описал в последней неоконченной пьесе «Печальный пастух» в образе злой ведьмы Модлин. Графиня хотела женить своего