какому-то соглашению, принятому в то время, когда «юноша» еще не знал себе цены или преувеличивал достоинства друга. Если действительно считать адресата «юношей», то какие же близкие и длительные должны быть у Шекспира отношения с ним! А ведь невдолге он завел еще роман и со Смуглой леди, которую безумно ревновал. Мягко говоря, предположение о юноше нелепо, тем более что текст сонета не дает указания на пол.

Из всех имеющихся в моем распоряжении переводов только один перевод Модеста Чайковского, что весьма знаменательно, относит сонет к юноше: «Прощай, ты слишком дорог для меня…» А. Финкель («Ты предо мной ни в чем не виновата…»), С.Я. Маршак («Дарила ты, цены не зная кладу…») и Н.В. Гербель («Ты отдала себя…») – все обращают сонет к Смуглой леди. Но у Финкеля есть прямая ошибка: оба прошедших переведены настоящим и потеряна, таким образом, мысль, что возлюбленная когда-то отдала Шекспиру всю себя, потому что не знала своих достоинств, была, видно, слишком молода. А теперь, когда они раскрылись, она вправе сбросить c себя иго: слишком она прекрасна, не ему ей владеть – too dear for my possessing. Осознав это, Ратленд и написал сначала сонет, а потом и «Бурю».

Особняком стоят переводы и толкования сонетов Сергея Степанова. Опираясь на идею И. Гилилова, что сонеты написаны Ратлендом и его женой, С. Степанов считает сонет обращенным к Елизавете, но тоже не видит прошедшего времени. Он, возможно, не слышит, что все сонеты написаны одной рукой, творческая манера одна.

Находясь в плену у мифа, каждый у своего собственного, переводчики передают не шекспировское отражение происходящего, а собственное недостоверное видение.

Позволительно спросить переводчиков – сколько времени тянулось «обладание», и чем оно подкреплено? В чем его суть? Почему он ее отпускает, что удерживало ее? Какова природа этих отношений? Самый простой ответ – любимое утверждение Бэкона: истина всегда проста и ясна – автор и Смуглая леди связаны узами брака. Поняв, что он никогда не даст ей радостей супружеской близости, он возвращает ей обязательство, скрепленное законом, быть его женой, спутницей жизни.

Из четырех переводов самый поэтический – перевод С.Я. Маршака, но и там утрачена вышеизложенная важная мысль. Есть и слишком большие вольности, отступления от смысла. Потеряны элегические нотки, имеется и прямой выпад: «По прихоти нарушить ты вольна», чего в английском тексте нет даже отдаленно.

Восемьдесят седьмой сонет Маршака – это скорее песня, которую можно петь, положив на музыку, чем кровью сердца написанное послание. И, конечно, мужская рифма появляется не только в двух строках.

Ниже даю перевод последних шести строк пяти переводчиков.

ГЕРБЕЛЬ:

Ты отдала себя, цены себе не зная,

Иль – может – как во мне, ошиблась ты в себе –

И вот, случайный дар мне милый возвращая,

Я вновь его дарю, прекрасная, тебе.

Да, ты была моей, но долго ль это было?

Я спал – и был царем, проснулся – и все сплыло.

В стихах нет и следов юридической лексики, а ведь она указывает на некий юридический союз. Нет и элегических ноток. Но, главное, нет изящества.

ФИНКЕЛЬ:

Меня ль, себя ль оцениваешь ложно,

Но быть моей – ошибка и страданье.

Твой дивный дар принять мне невозможно –

Возьми его назад без колебанья.

Тобой владел я в лестном сновиденье:

Король во сне, ничто по пробужденью.

В английском сонете нет ни одного лишнего слова, сказанного для рифмы или размера, таков был талант Шекспира. А здесь торчит ненужное «без колебания». Словом, нет и истинной поэзии, как нет и живого горького чувства. Критиковать хорошо, а попробуй все это передать. Но без полной адекватности, включая поэтическую составляющую, – нет и перевода.

ЧАЙКОВСКИЙ:

Ты дал их мне, еще меня не зная

И зная мало о себе самом.

Твои дары, в разладе возрастая,

Из чуждого вернутся в отчий дом.

Я обладал тобой, как в сновиденьи,

И был царем – до мига пробужденья.

Прежде всего, отчетливый мотив во всем сонете – любовь поэта к прекрасному юноше.

Такое можно допустить, позволить себе, если совсем не знаешь остального творчества Шекспира – комедий, трагедий, исторических хроник. Подобное понимание личности Шекспира, основанное только на сонетах, – психологический провал. И опять ни грана поэзии.

СТЕПАНОВ:

Иль ты своей не ведаешь цены,

Иль рассуждаешь обо мне превратно?

Теперь ошибки все устранены –

Ты забираешь данное обратно.

Я мнил (о сон!) ты – собственность моя;

Я был король, но вот проснулся я.

Чередование рубленых конечных строк (мужская рифма) с певучей женской – не из той оперы. Плывет смысл: двусмысленно «данное», какие устранены ошибки? Нет и противопоставления настоящего прошедшему. Словом, нет того личностного фона, без которого такую поэзию, да еще великого поэта, перевести нельзя. Очень хорошо (лаконично) передана мысль «сновидение»: «о сон!», и концовка: «но вот проснулся я». Этот прием неплохо бы перенять другим переводчикам.

И наконец

МАРШАК:

Дарила ты, цены не зная кладу,

Или не зная, может быть, меня.

И не по праву взятую награду

Я сохранял до нынешнего дня.

Был королем я только в сновиденье.

Меня лишило трона пробужденье.

Перевод Маршака поэтически самый профессиональный. Но и он не передает десятой доли печальной прощальной прелести шекспировского сонета. И, конечно, всей полноты содержания.

Не буду анализировать каждую строку переводов. Огрехи видны невооруженным глазом и школьнику. Можно даже подумать, что Степанов и Чайковский перевели разные стихотворения.

Сравнивая переводы сонетов Шекспира, песен, элегий, сонетов Джона Донна и стихотворений других поэтов эпохи, невольно приходишь к неутешительному выводу: замечательные стихи отдаленного прошлого на русский язык перевести нельзя, их можно только пересказать в стихах. А тем более, великих поэтов, когда от переводчика ожидаешь еще и конгениальности.

Есть современное исследование сонетов Шекспира, анализирующее их звуковую сторону в увязке со смыслом [149]. Автор точными подсчетами звуковых повторов показывает, как велико было у Шекспира и врожденное чувство гармонии (музыкальность), и поэтическое мастерство, и умение выделить звуками смысловые акценты. И еще натура у него была страстная.

Чтобы русскому читателю, не читающему Шекспира в подлиннике, сказанное было яснее, приведу пример из «Песни о вещем Олеге»:

…Из темного леса, навстречу ему,

Идет вдохновенный кудесник,

Покорный Перуну старик одному,

Заветов грядущего вестник,

В мольбах и гаданьях проведший весь век.

Ик мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною?

И скорь ль, на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землею?

Скажи мне