еще до ее начала — в мае 1914 г. на VIII съезде представителей промышленности и торговли в Петербурге, на котором один из крупнейших промышленников России П. Рябушинский призывал «к скорейшей индустриализации народной жизни, ибо иначе Россия отстанет от мировых держав»[1237]. «Каковы бы ни были духовные качества и стремления русского народа, — подтверждал в июле 1915 г. «Вестник Европы», — они не заменят собой тех материальных средств и орудий, которые необходимы для одоления германских вооруженных сил»[1238].

«Обстоятельства войны, — повторял осенью 1916 г. Рябушинский, — думаю бесповоротно утвердили во всей стране, начиная от бывшей фритредерской интеллигенции и кончая необразованными массами, сознание необходимости собственной промышленности»[1239]. «Война, — подтверждал Н. Бердяев, — остро обнаружила всю важность промышленного развития для России, для ее безопасности и охраны, и всю недостаточность, всю убогость нашей промышленности… Наша индустриальная отсталость оказалась для нас роковой»[1240].

Отсталость России объяснялась прежде всего крайне суровыми климатическо-географическими и историческими условиями ее естественного развития. Они предопределяли крайне ограниченные возможности накопления Капитала в стране[1241].

Именно поэтому ее индустриализация до 1913 г. осуществлялась в основном на иностранные Капиталы, которые концентрировались в тяжелых и высокотехнологичных отраслях промышленности, привлекаемые государственными гарантиями, завышенным курсом золотого рубля и протекционистскими таможенными барьерами. Именно этими иностранными Капиталами, как отмечал в 1905 г. М. Вебер, «нынешний зрелый капитализм», был буквально «импортирован в Россию»[1242].

«Внешний блеск русских финансов, которым до сих пор правительство ослепляло лиц малосведущих, покоился, — подтверждал в 1906 г. статский советник императорского статистического ведомства Германии Р. Мартин, — на двух причинах, а именно: на наплыве иностранных капиталов и на абсолютизме. Двенадцать миллиардов марок (5,5 млрд руб.), которые иностранные государства дали взаймы России, и четыре миллиарда марок (1,8 млрд руб.), которые иностранцы вложили в промышленные предприятия России, придали бедной России богатый вид. Они дали возможность России ввести золотое обращение, платить проценты по долгам и вести мировую политику»[1243].

На эти иностранные Капиталы Россия к началу ХХ века удалось создать зачатки развитой промышленности, но тут она столкнулась с другой проблемой — отсутствием платежеспособного рынка сбыта для ее продукции. «Можно создать искусственно подогретую промышленность, — сообщали с мест в 1902 г. корреспонденты «комиссии по оскудению центра», — но нельзя создать искусственно рынок; все искусственное, не соответствующее естественным условиям, обречено на погибель»[1244].

Мы «создали как бы насос, выкачивающий средства из мужицких карманов…, но ничего не возвращали деревне…», — пояснял в 1905 г. видный экономист И. Озеров[1245], — «Мы на сельскохозяйственной России создали промышленную Россию, живущую на занятые капиталы, поддерживаемую в настоящее время значительно искусственными мерами… Выращивание этой промышленной России еще более высосало сельскохозяйственную Россию»[1246].

В своей нашумевшей книге «Судьбы капитализма в России», видный экономист народник В. Воронцов уже в 1882 г. приходил к выводу об объективной, экономической «невозможности развития капитализма в России»[1247]. В 1907 г. Воронцов, вновь вернувшись к теме, добавлял: «задача нашей общественной мысли заключается, поэтому, в устранении этого посредствующего звена (рынка спроса) в процессе удовлетворения народных нужд и в изыскании форм изыскании форм планомерной организации производства в прямой связи с потреблением»[1248].

К подобным выводам приходили многие профессиональные экономисты того времени. Пример тому в 1907 г., в своем фундаментальном труде «Русский государственный кредит», давал доктор финансового права, член совета министра финансов П. Мигулин: «Откуда взять средства для сооружения путей, школ, для организации сельскохозяйственного и переселенческого кредита?… по нашим условиям вмешательство государства окажется, конечно необходимым, без проведения принципов государственного социализма мы не обойдемся»[1249]. К подобным выводам в 1910 г. приходил и известный экономист западник И. Янжул, который будучи «равнодушен к вопросам политики, придавая гораздо большее значение экономическому моменту», «склонялся к так называемому государственному социализму»[1250][1251]

* * * * *

Пример широкого распространения «государственного социализма» дала Первая мировая война: «Благодаря войне немцы ближе, чем когда-либо, подошли к социализму. Социализм, как общественная организация, — пояснял в 1915 г. своей книге «Война и народное хозяйство» проф. Пленге, — является сознательной организацией в целях обеспечения наибольшей силы и здоровья страны. Социализм, как мировоззрение приводит отдельную личность к сознанию, что она является маленьким звеном большого целого». «Хозяйственная служба, как служба государственная и народная, — таково моральное основание нового строя», — пояснял в 1915 г. в книге «Народное хозяйство и война» мюнхенский экономист Э. Яффе[1252]. Война, против превосходящих, по совокупной экономической мощи, противников, вынудила Германию задействовать более жесткие формы мобилизации, получившие название «военного социализма».

И Германия здесь была не исключением: британское правительство во время Первой мировой зашло так далеко по пути государственного регулирования, что, по словам министра продовольствия Е. Ллойда, в конечном счете «приблизилось к государственному социализму»[1253]. «Мы теперь сознали, что не можем уже вернуться к старому необузданному индивидуализму, к работе каждого только на себя, без заботы о том, что будет с другими, — пояснял в 1917 г. британский «The Economist», — Принудительная кооперация под опекой государства показала нам, что может быть достигнуто при таком сотрудничестве. Мы увидели за время войны, как велики производительные силы нашей страны и что до регулирования они оставались наполовину неиспользованными»[1254].

Пример «государственного социализма» продемонстрировали даже Соединенные Штаты, отделенные от фронтов мировой войны океаном и вступившие в войну только на ее заключительном этапе. Закон о национальной обороне был принят в июне 1916 г., т. е. более чем за полгода до того, как США просто продекларировали свое вступление в войну. Но уже с этого времени началось, по словам американского экономиста Р. Хиггса, «грандиозное по масштабам и абсолютно беспрецедентное вторжение федеральных органов власти в экономическую жизнь страны…, оно активно искажало работу рынков или полностью вытеснило их, создав то, что некоторые современники прозвали «военным социализмом»»[1255].

Советский социализм лишь придавал идеологические формы мобилизационной политике, направленной на выживание и развитие государства, находящегося в крайне неблагоприятных условиях, не позволявших естественными мерами осуществить накопление необходимого Капитала. «Рынок, — постулировал существующую закономерность М. Покровский, — является следствием по отношению к капиталистическому хозяйству, но Капитал является его причиной»[1256]. Бедность Капиталами и ограниченность возможностей его накопления, не оставляли России шансов на повторение примера развития либерального рыночного капитализма на Западе.

* * * * *

К выводу о невозможности восстановления страны чисто рыночными методами, в августе 1918 г. в своей книге «Послевоенные перспективы русской промышленности» приходил В. Гриневецкий: оказавшись перед трудностями, «граничащими с практической невозможностью, с одной стороны, и перед повелительной необходимостью…, с другой. Русская техника, промышленность и государственная власть должны проявить много