Шаги Бубенчикова и Шихмана затерялись и смолкли в отдалении.Лагерь на берегу озера замер в первобытной тишине, которая была здесь доприхода людей, которая обратила очень мало внимания на их мимолётную суету, ипребудет, храня свои вечные тайны, когда люди уйдут… Лев Поликарпович глубоковдохнул свежий ночной воздух, посмотрел на медленную зарю, плывшую над севернымгоризонтом, на стеклянно-гладкое озеро, в котором неспешно растворялось исмешивалось фиолетовое, жёлтое, розовое… Может, когда-то на этом самом местестоял его отец. Стоял, точно так же слушая тишину…

Возвращаться в прокуренный вагончик совсем не хотелось, нокомары в конце концов вынудили закрыть дверь.

– Чейз! Ко мне!..

Пёс не спеша поднял голову, оглянулся на хозяйку – звала,что ли? – и, ничего экстренного вокруг не заметив, вернулся к обнюхиваниювлажного пятна на песке возле куста. «Вот засранец!»

– Ко мне!!!

Рита сделала резкий шаг назад и двумя руками изо всех силдёрнула длинный прогулочный поводок. Приведя, как было сказано у классика,голову здоровенного кобеля в состояние некоторого трясения. Некоторого и весьмаотносительного. Ибо шея, на которой сидела эта голова, была толще Ритинойталии. Тем не менее четвероногое наконец осознало, что ему дали команду. И, сявной неохотой отвлёкшись от завлекательного пятна, оставленного собратом,добродушно потрусило туда, куда увлекал его поводок.

Когда Чейз приблизился, Рита показала ему лакомство –кусочек сухого корма, зажатый в правой руке. Выхватила из-под самого носа,убрала за спину и быстро переложила лакомство в левую, вынуждая пса обежатьсебя сзади.

– Сидеть!

Нечистопородный уселся. Эту команду он знал.

– Ай, умница! Ай, молодец! На. Заслужил.

Чёрный нос ткнулся Рите в ладонь, и кусочек корма исчез.

– Хорошо! Гуляй, кобелина. Гуляй.

Слово «кобелина» в русском языке давно приобрелонеодобрительно-сексуальный оттенок. Тем не менее Рита полагала, что собачьегомужика ростом ровно семьдесят сантиметров, обладателя широченной груди и такойморды, что хоть в кино собаку Баскервилей играй, величать следовало не«пёсиком», подавно не «мальчиком» и даже не кобелём, а именно кобелиной.

Да, его звали Чейз. Как американского детективщика, чьикниги у нас пережили пик популярности лет десять назад, да и теперь это имя всёещё на слуху. Смех смехом, но Рита уже представляла, как когда-нибудь у неёвозьмёт интервью журналист, пишущий о современной литературе, и озаглавитгазетную полосу: «У Осокиной на поводке – Чейз»!

Если же серьёзно – она почти решила снабдить свою постояннуюгероиню, Риту-книжную, собакой. Естественно, обретённой при сходныхобстоятельствах. Рита вообще старалась «приставить к делу» любой эмоциональнозначимый эпизод, происходивший в реальной жизни с нею самой, – а день,когда она познакомилась с Чейзом, оказался на переживания необыкновенно богат.Причём (и это было, по Ритиному мнению, самое ценное!) люди, знакомые ималознакомые, в тот раз словно сговорились показать себя с самой лучшейстороны.

Действительно, не всё ж чернуха вокруг.

Когда Андрон Кузьмич – зачтёт ему это Бог! – спряталпистолет назад в кобуру, как бы своей властью передавая ей во владениебесхозного пса, и она ухватила того за драный ошейник, чтобы скорее вести вониз мясного ларька, – уже возле самой двери её догнал продавец. «На, –сказал он, – вот, держи!» И неуклюже, словно стесняясь, сунул ей в рукибольшой кулёк с восхитительными обрубками говяжьих хрящей.

Слух по базару разнёсся на удивление быстро. Из контейнера,увенчанного штандартом «Royal Canine»,[86] выскочила кудряваяЛюсенька. Некогда Рита научила её, как, не порождая скандалов, радикально отвадитьприставалу-охранника. Люсенька тащила гигантский кожаный намордник и армейскогоцвета брезентовый поводок. «Давай, надень на него, а то на улице – до первогомента! По себе знаю!» Глаз у девушки оказался ватерпас, намордник пришёлсянедоумевающему кобелю точно впору, словно нарочно для него делали. «Погоди!»Люсенька стремительно исчезла в недрах контейнера и вновь появилась наружу скоробочкой и длинным флаконом. «Это шампунь от всяких паразитов, с дёгтем. Какпридёшь домой, сразу его пошвабруй. Тебе его блохи нужны?.. А это, –Люсенька явно не зря училась на ветеринара, – витаминка для шерсти, по двештучки с едой будешь давать. Проплешину йодом намажешь, лучше пятипроцентным,вдруг всё-таки лишай. И вообще, если что, сразу звони, посоветую что могу…» Рита,несколько ошарашенная стремительностью происходившего, полезла было в пояснуюсумочку, где у неё сохранялся от нескромных глаз кошелёк: «Это сколько всёстоит? У меня, может, сейчас и денег не хватит…» Но Люсенька замахала руками:«Брось, Ритка, как-нибудь потом занесёшь!»

«Какой дэньги? – возмутился вышедший навстречу Бахрам.И величественно повёл рукой, являя кавказскую щедрость и честь, достойную внукадедушки Ростома. – Падарок тебэ. Давай, машина иди. Домой отвэзу…»

И отвёз. Не пришлось Рите добивать дохлые корейские сапожкимарш-броском через половину города, по лужам и льду. Бабушка Ангелина Матвеевнапри виде нового члена семьи сперва ахнула. Потом деловито направилась открыватьв ванной горячую воду. Соседская кошка Василиса, с перепугу превратившаяся вовздыбленный меховой шар, затаилась на высоченном буфете и горящими глазаминаблюдала за тем, как Рита снимает с безропотного пса ветхий, драный, месяцыназад надетый ошейник.

На его внутренней стороне сквозь грязь смутно проступаликакие-то буквы. Рита потёрла ошейник рукой, потом тряпкой и наконец сунула подкран… так и есть! Начертанное на сером кожзаменителе шариковой ручкой, тамзначилось имя пса.

ЧЕЙЗ.

И номер телефона. «542…»

Вот тут Рита серьёзно расстроилась. Она уже успелапочувствовать себя собаковладелицей. Причём – владелицей не какого-нибудь, аконкретно этого пса. Были ли тому причиной драматические обстоятельства ихзнакомства, но полтора часа, проведённые вместе, успели сделать мысль о том,чтобы отдать его, дикой и невозможной. Он был нужен ей, Рите. Именно он иименно ей.

Но… точно так же невозможно было и не позвонить поуказанному на ошейнике телефону. «Нашёл да не объявил – всё равно что утаил!»Конечно, она может немедленно выбросить ошейник. А потом найти для себя тысячуубедительных оправданий. Рита не первый день жила на свете: на глазах у неёлюди проделывали со своей совестью трюки совершенно невероятные. Например,продавали многолетнюю дружбу даже не за тридцать сребреников, а вообще затридцать копеек. И ничего. Жили дальше, и безмятежно спали ночами, и смотрелилюдям в глаза – так, как смотрят лишь сознающие свою правоту…

Рита сначала решила посоветоваться с бабушкой. В концеконцов, пёс прожил при Варшавском рынке целую зиму, никуда особо неуходя, – значит, здесь где-то и потерялся. Однако объявлений о пропавшейсобаке в окрестностях вроде замечено не было… А может, это и не его ошейниквовсе, а совершенно чужой?!!