Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Не помогали даже открытые настежь окна – в районном отделении полиции воздух качался от жары. Лейтенант Столяров все-таки дозвонился до городского начальства.
– Заберите свою звезду телевидения. Нашли мы его. – Столяров крутился перед напольным, натужно гудящим вентилятором и подставлял ему взмокшие подмышки.
– А где он целый год был?
– Мы откуда знаем? Главное – живой-здоровый. Ну… почти здоровый.
– Где нашли-то?
– У Плещеева озера. С винтовкой и при Георгии. Пел и играл на варгане.
– Он нигде не «поучаствовал»?
– Нет, но… рядом с ним скелет лежал – останки человека. Скелет, судя по костям, давнишний, с пробоиной в лобовой кости черепа. Журналюга разговаривал с ним.
– С кем?
– Со скелетом. Вы это… заберите его поскорее. Не в себе он. Намаялись мы с ним. Сбежать норовит. Мы привяжем его к кровати, за ногу, значит. А он веревку-то зубами перегрызет – и обратно тикáть, к озеру. Сядет у камня и песни свои распевает. Чокнулся. Бывает…
Лейтенант Столяров отнял телефон от уха, достал из кармана платок, тщательно протер трубку. Июнь выдался знойный. Потело, покрывалось испариной все – даже телефон. Голос городского начальства, а точнее, майора Булыгина, что-то опять спрашивал из трубки.
– Что, майор?.. А-а. Ремни тоже грызет. В общем, прошу, не тяните, – взмолился Столяров. – А то плещеевские – злые, шумят. Грозятся силой его вернуть себе. Говорят, что он – ихний. Что песни древнего рода знает…
Столяров подошел к зеркалу, плюнул на ладонь, пригладил на висках взъерошенные волосы.
– …и еще говорят – у озера новый Хранитель.
* * *
Илья Соломонович смотрел сквозь зарешеченное окно кабинета, изучая, аккуратно ли подстрижена трава по бокам гаревых дорожек. Ни одна погрешность не могла ускользнуть от придирчивого взгляда главврача. Внутренний двор идеально ухожен – чистые дорожки, ровные газоны, безупречно-геометрической формы кустарники, свежеокрашенные в белый цвет скамейки. Все это можно было принять за декорацию киношного павильона, если бы не мрачная высокая стена, ограждающая закрытое психиатрическое учреждение – единственное в Чернотопске – от остального, нормального, мира. Илья Соломонович смотрел в окно и прихлебывал кофе из фарфоровой чашки.
– Кислый, – сказал он, поморщившись, сплюнул в пепельницу и поставил чашку на стол. – Кислый кофе.
Илья Соломонович развернулся на крутящемся кресле в сторону Потапа.
«Вот, – подумал он, глядя с тоской на пациента, – был талантливым историком, популярным телеведущим. И что? Свихнулся в погоне за очередной легендой. Жаль парня…»
Стул, на который присел пациент, предусмотрительно располагался в полутора метрах от кабинетного стола.
– Чем санитара-то тюкнул? – Илья Соломонович заговорщически подмигнул Потапу. – Думал – сбежишь и тебя не поймают?
Потап молчал. При разговоре врач всегда улыбался, задирая верхнюю губу и обнажая розовые десны, что делало его похожим на осла. Поэтому Потап старался смотреть ему не в лицо, а чуть ниже – в район яремной впадины.
– Молчишь? Тебе здесь не нравится? Понима-а-аю… – протянул Илья Соломонович и, задумавшись о чем-то своем, неспешно продолжил: – Болезненные воспоминания, да? Они могут отступать на время. Но неизменно возвращаются со скальпелем в руке. Обезболивающие – вино, никотин, травка – действуют, пока ты их принимаешь. Но потом боль становится еще невыносимее и приходится удваивать дозу душевного анальгетика… Хочешь двойную порцию эндорфинов?
Потапа из кабинета отвели прямиком в процедурную, для исполнения нового назначения. Ему вкололи двойную порцию «эндорфинов». Он не сопротивлялся. Очнулся только ночью, в палате, от знакомого крика – аха-га! аха-г-га! За окном – желтой опухолью луна. В лицо – потоки воздуха от взмахов мощных кожистых крыльев. Он не успел заметить – сколько их было. Птицы-существа гаркнули:
– Твоя миссия не окончена! Озеро ждет тебя!
Гаркнули – и исчезли. Только тени еще долго мелькали, бродили по запакощенным стенам палаты. А на драном линолеуме лежал старинный клевец. На массивном обухе высечен знак – птица с человеческой головой. На древке – надпись на мертвом финно-угорском языке.
Он знает, хорошо знает эти слова, их смысл. И рад бы забыть, но теперь не может. Вечный слуга Духов – вот что они означают.
Марго поняла, что не в силах продолжать разговоры – ни кофе, ни кот, ободряюще мурчавший на ухо, больше не действовали. Виктор скрылся в подсобке, и оттуда доносился теперь раскатистый храп. Илья Соломонович по-джентльменски помог Марго нацепить ее пальто, и вместе они поднялись на живительно-прохладный ночной воздух.
– Вы ведь не верите им? – спросила Марго, прежде чем они расстались.
– Если всякому верить, то выходит, у нас полный город колдунов да ведьм, – хмыкнул Илья Соломонович. – Но что-то больно паршиво мы тогда живем.
Уже засыпая на неудобном диване, Марго все обдумывала слова психиатра. Наверное, ему казалось, что ведьмы и колдуны должны были бы решить все городские проблемы: от пустот в асфальте до пустот в людских сердцах. А они помнили о своих интересах и почему-то совсем не горели желанием превращать город в сад.
Утром Виктор выглядел помятым, обеспокоенным и безвольным. Он механически приготовил для Марго кофе, погладил растянувшегося на стойке кота, но не улыбнулся и даже не поздоровался.
Марго хотела было подбодрить его, но тут в дверь робко постучали, и вошла молодая посетительница. Она зябко куталась в шарф грубой вязки, глаза беспокойно бегали, словно где-то поблизости таилась угроза.
– Ваше? – Она потрясла в воздухе сложенным листом бумаги. – С какой стати вы мне его отправили?
Она не то чтобы боялась – скорее, ревниво оберегала что-то. Может быть, тайну, а может быть, кого-то, кому принадлежала тайна.
– Хотите кофе? Со сливками, без сахара?
Девушка остановилась, словно налетев на стеклянную дверь. Одновременно патефон заиграл канкан.
– Что происходит? – ошеломленно спросила посетительница. – Вы что, хотите меня довести? Чтобы я все вам рассказала, да?
– А вам есть что рассказать? – чувствуя себя проклятым детективом, спросила Марго, усаживаясь возле камеры.
– Я имела право это сделать, – ответила гостья твердо.
– Значит, вам нечего бояться и нечего скрывать?
Девушка еще недолго колебалась, но музыка подтолкнула ее в спину и проводила до вытертого кресла.
– Я просто не хочу, чтобы он узнал, – призналась она тихо. – Это ведь нелегко принять, понимаете?
– Он не узнает, – пообещала Марго. – Рассказывайте.
Тишина в комнате нарушалась журчанием аквариумного компрессора и нервным сопением Зойки. Сквозь колышущиеся стволики водорослей лицо Зойки, приникшее к стеклу аквариума, походило на зеленоватый блин. Над приплюснутым носом косо нависли очки. Отведя глаза, Вера с трудом сдержала смех. Под пристальным взглядом подруги она медленно опустила руку в аквариум. Юркие гуппи дружной толпой ринулись к ее пальцам.