Теперь, когда стемнело и лица, принимающие решения, ушли, оставив после себя скучные столы, стулья и растения в горшках; всё стало таким обыденным. Я искала, пока не нашла подсобное помещение, а внутри картотечный шкаф. Ящик с почти комичной пометкой – «аспирантская стипендия».

Может ли этот план сработать? Меня кольнуло сомнение. В спальне это казалось таким правильным. Но теперь, когда я стояла перед этой картотекой, этой башней официальных документов, всеми этими солидными печатными доказательствами решения комитета, мой план показался неубедительным. Ребячеством, глупым выстрелом в темноту.

Прочь сомнения. Я смогу это исправить. Я вытащу отца из его ямы в земле и заберу с собой, всё выше, выше и выше.

Я выдвинула ящик стола. Так много файлов с разными именами студентов. Я нашла Джессику Миллер, вытащила. Нашла Хезер Шелби, вытащила и этот. Затем моё внимание привлекло другое: Заметки Комитета за 2009 год. Их я тоже прихватила.

Сначала открыла файл Хезер и просмотрела документы. Вот оно, на толстом бланке Дюкета, от доктора Джона Гарви, как и говорила Хезер. В слабом свете я прищурилась и пробежалась глазами по тексту.

«Многоуважаемые члены стипендиального комитета, я пишу в поддержку выдающегося кандидата, Хезер Шелби. Хезер не специализируется на экономике, и обычно писать в поддержку таких кандидатов не в моих правилах. Но Хезер выделяется среди моих старшекурсников. В прошлом семестре она обратилась ко мне после того, как провалила свой первый экзамен по моему предмету и спросила, не напишу ли я ей рекомендательное письмо для получения этой стипендии, если она сможет проявить себя, повысив свою оценку с F до А. Это было, мягко говоря, в высшей степени необычно. Обезоруженный ее наглостью – и, честно говоря, не ожидая, что у неё получится, – я согласился.

В тот семестр она работала больше, чем любой студент, которого я когда-либо видел, чтобы улучшить свою оценку. И хотя она заканчивает с оценкой B, а не A, я чувствую, что она доказала свои интеллектуальные способности. И что важнее, Хезер упряма в достижении целей. Она добивается того, что хочет, а она определённо хочет получить эту стипендию. Эта целеустремлённость в достижении желаемого, эта способность оставаться непоколебимой перед лицом препятствий сослужат ей хорошую службу в аспирантуре и в последующей жизни. И именно поэтому я от всей души рекомендую её для получения этой награды».

Ошеломлённая, я выронила письмо. Хезер лгала мне в лицо. Она сказала, что подала заявление по наитию, что доктор Гарви обратился к ней, но в этом письме утверждалось обратное – письмо доказывало, что она планировала подать заявление, а может, даже пробралась на занятия к доктору Гарви, специально чтобы получить его жизненно важную рекомендацию.

Вторая мысль заставила мой живот сжаться – раз Хезер соврала об этом, не соврала ли она и о том, на что пошла ради письма? Ходила ли она на ужин с доктором Гарви, а потом к нему домой, как я? Когда я с комком в горле, спросила, сделала ли она это, в моей голове роилось столько других вопросов: «одинаковые ли мы, понимаешь ли ты, почему я это сделала, лежишь ли ты ночью без сна и чувствуешь ли на себе его руки», – она отрицала это. Неужели она хотела, чтобы я одна была похоронена под всем этим позором?

Проглотив тошноту, я рывком открыла собственную папку и искала, пока не нашла такой же бланк с росчерками такой же внизу страницы.

«Многоуважаемые члены стипендиального комитета, я пишу, чтобы рекомендовать Джессику Миллер, которая обучалась у меня здесь, в Дюкете четыре года. Джессика – талантливая студентка, о чём свидетельствуют её высокие оценки. На последнем курсе она демонстрировала высокий интеллект, что я отмечал в оценках её работ…»

Сердце у меня упало. Я пробежала глазами письмо, слова били как кулаки: «приятная», «важные вклады», «уверен в успешной карьере».

Оно было таким холодным, таким незаинтересованным. Так непохожим на письмо для Хезер, в котором ясно чувствовалось уважение. С таким же успехом он мог заменить имя «Джессика Миллер» на любое другое.

И за это я продала душу?

Я рухнула на пол, и перед глазами всё поплыло от головокружения, вызванного смесью таблеток и дешёвого виски. На какие-то глупые, полные надежды мгновения я подумала, что можно украсть файл Хезер, чтобы записей о её заявлении не осталось, и стипендия достанется мне, занявшей второе место. Я подумала, что могу вычеркнуть её имя и вписать своё. Напечатать новое решение на бланке Дюкета, подделать подписи комитета, если потребуется. Чего бы это ни стоило.

Теперь же, когда я оказалась здесь, глупость и тщетность моего плана стала мне очевидна. Праведный гнев, который убеждал меня, что это возможно, рассеивался. В оцепенении я открыла папку с надписью «Заметки комитета за 2009 год». У меня перехватило дыхание.

Это был рейтинг победителей. Первое, второе и третье места. Я должна была быть там, чёрным шрифтом по белому, под вторым номером. Но там вообще не было Джессики Миллер.

Первое место: Мисс Хезер Шелби.

Второе место: Мистер Джордж Симмонс.

Третье место: Мисс Кэйтлин Корнуолл.

Меня даже не было в списке. Я уставилась на эти имена и совершенно внезапно, ниоткуда, меня поразила новая истина.

Мой отец мертв, он никогда не вернется. Я не могу переписать его, не могу сделать его успешным по доверенности, превратить в того, кто будет меня любить, будет счастлив. Ничто из того, что я могу сделать, не изменит того, каким человеком он был. Он упустил свои шансы. Не оправдал того, чего от него ожидали все, и особенно он сам. И именно таким он останется навсегда – человеком с растраченным потенциалом, который умер в горьком одиночестве. Вот кем мы останемся навсегда, он и я – никогда не сблизимся, никогда не будем прощены, никогда не искупим вину. Чернила на истории обо мне и моем отце высохли. Книга захлопнулась.

Я схватилась за грудь, сердце бешено колотилось. Прийти сюда было ужасной идеей. Мне нужно убираться отсюда.

Я сунула файл Хезер обратно в ящик, но не смогла заставить себя положить туда свой, оставить им эту запись о моем провале. Я сунула рейтинг комитета в свою папку и захлопнула ящик, а затем подбежала к окну; мне хотелось оказаться под ночным небом, там, где было бы чем дышать.

Я выбросила папку в окно и полезла за ней, думая только о том, как бы мне выбраться. Но я была неуклюжа – острые зубы окна вцепились