поверхности все дни моей жизни были ожиданием, как обещание. А тут не было ничего, кроме чистого листа, и «всё возможно», и «а что если». Моя жизнь может значить что угодно; я могла стать кем угодно, если только не пробью водную гладь, и останусь тут, в этом прекрасном, бесконечном «сейчас».

Глава 35

Сейчас

Голос Купа отдёрнул меня от окна, будто марионетку на верёвочке: тело отреагировало раньше, чем разум осознал, что происходит.

– Что ты тут делаешь? – Я споткнулась, отступая. – Как ты узнал, где я?

Он стоял, обрамлённый дверным проёмом, и тяжело дышал; его волосы были потными и растрёпанными. Вид у него был такой, как будто он бежал через весь кампус. Он где-то потерял свой свитер; я представила себе, как он срывает его с себя на бегу. Теперь он был одет в одну чёрную футболку с порванными рукавами; нитки свисали над его бицепсами. В правой руке он что-то крепко сжимал.

– Отойди оттуда. – Куп перелез через стену из кушеток и прыгнул, чтобы оттащить меня от разбитого окна. Он развернул меня так, чтобы встать спиной к открытому небу, используя свою спину как щит, и впившись пальцами в мои плечи. Его сердце бешено билось. Я закрыла глаза и принялась запоминать давление его тела на моё, его запах – древесный и дикий; цитрус и земля.

– Как ты узнал? – повторила я.

Я почувствовала, как подбородок Купа падает мне на затылок.

– Это было моё место. Когда дела шли плохо, ты всегда находила меня.

Это была правда. Тогда я всё время наталкивалась на него. Странное совпадение; только вот это не было совпадением: это было гравитационным притяжением. Теперь, когда он обнимал меня на вершине Блэквильской башни, мы словно вернулись назад на третий курс, в обыкновенный день. Этот момент – этот бесценный пузырёк времени – сколько бы он ни продлился, был даром.

Куп отстранился от меня, держа меня на расстоянии вытянутой руки.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не делала того, на что это было похоже.

И момент закончился.

Я посмотрела мимо него в окно. Даже сейчас, в своей низшей точке, я не могла этого сказать. Не ему.

Его голос сделался резким:

– Как ты могла?

Я повернулась к нему лицом, наполненная страхом, и слова сами вырвались из меня:

– Потому что я убила её, Куп. Я убила Хезер.

Вот, я призналась. И последнему человеку, которого я выбрала бы для этого признания; человеку, который однажды стоял в этой самой комнате и называл меня социопаткой. Ну, он был прав. Теперь мы прошли полный круг, и он мог собственными глазами видеть каждый дюйм этой страшной правды.

Я напряглась, ожидая, что он оттолкнёт меня.

Куп сделал глубокий, успокаивающий вдох – и, к моему удивлению, положил руки по обеим сторонам моего лица, взяв в ладони мой подбородок. Его нежность разрывала мне сердце.

– Расскажи мне что именно произошло.

После десяти лет ожидания слова посыпались из меня.

– Всё, что я помню – это что я узнала, что Хезер выиграла стипендию, и я так сильно её ненавидела. Я обезумела. Я взяла свои таблетки и таблетки Кортни для похудания и запила их виски. Я была настолько не в себе, что порезала те фотографии. Последнее, что я помню – это что у меня был какой-то план отомстить Хезер, добиться справедливости. Дальше я не помню. Не помню ничего до следующего утра, когда я проснулась вся в крови.

Как не странно, Куп даже не моргнул.

– И всё?

Я заставила себя заговорить:

– Куп, я хотела, чтобы она умерла. Я помню, как думала об этом. Представляла себе.

– Ты не помнишь, как пришла в мою квартиру?

Я сделала шаг назад, и его руки упали с моего лица.

– В твою квартиру?

Он выдохнул и пробежался рукой по волосам. Странно: его пальцы были в грязи.

– Ты появилась в ту ночь у меня под дверью, пьяная и вся в крови, и вломилась внутрь. Ты говорила, что тебе нужно безопасное место.

Я подняла руки ко рту. Кровь. Он всё это время всё знал.

– Я попытался тебя вымыть, но ты мне не давалась. Ты дралась со мной, когда я пытался тебя обнять, довольно сильно поцарапала мне лицо. Потом ты села посреди кухни и выложила всё начистоту. Ты рассказала мне всё о стипендии.

Я, не веря, посмотрела на него.

– И о письме, – мягко сказал он.

По моим рукам пробежал холодок, а за ним – целая армия мурашек.

– Что именно я сказала о письме?

Он сжал руки в кулаки. Я проследила за его движением и посмотрела на предмет в его руках.

– Что это?

Он глубоко вдохнул, а потом поднял его, чтобы мне было лучше видно. Это был диплом – в красивой рамочке, но весь в грязи, а стекло потрескалось из угла в угол. Диплом Гарварда; шрифт и почерк ни с чем было не перепутать – то, что я знала наизусть; то, чего жаждала всю свою жизнь. Надпись от руки сообщала о присвоении Джону Майклу Гарви степени бакалавра по экономике.

Я посмотрела на Купа в безмолвном ошеломлении.

Его взгляд был твёрдым.

– Я хранил это для тебя.

– Как? – Мне едва удалось заставить себя говорить чуть громче, чем шёпотом.

– Джесс, ты рассказала мне, что Гарви с тобой сделал, и я хотел его убить. Сжечь его дом. Но ты сказала «нет», что теперь это не имеет значения. Я был вне себя. У меня тоже были не лучшие времена, со всем, что происходило с наркодилерами и «твиком». Думаю, я тебя напугал, потому что ты сбежала. Я всегда думал, что ты именно поэтому перестала разговаривать со мной после той ночи.

Я рассказала Купу о докторе Гарви. От этой информации кружилась голова. Я подавила желание схватить его за руку, чтобы удержаться на ногах.

Глаза Купа потемнели, а ресницы опустились, когда он взглянул на диплом.

– Во мне была вся эта ярость, которая уже несколько дней как накапливалась. Когда ты ушла из моей квартиры, я пошёл в дом Гарви и разбил там всё бейсбольной битой. Преступник – я, Джесс. Это я написал на его стенах то слово и все разгромил.

Я начала осознавать все масштабы того, что сделал Куп.

– Тебя могли бы выгнать из колледжа за это, отправить в тюрьму. Юридический университет, твоя мама – всё было бы уничтожено.

Он горячо посмотрел на меня.

– Ну, я об этом не