которое дают бесплатно, я вымыла руки, лицо, колени и бёдра. Красные пузырьки поползли по плиткам. Когда кровь была смыта, я смогла разглядеть порезы на своих ладонях и бедрах.

Что за дела?

Плевать. Я должна просто исправить это, а потом я больше никогда не буду думать об этой ночи. Я больше никогда в жизни не сделаю ничего плохого, искуплю то, что не могу вспомнить.

Кончив мыться, я схватила полотенце и вытерла всё тело, схватила ещё одно и протёрла волосы, стараясь выжать из них воду. Развернула полотенце. Слабо заметные красные пятна были видны на белом фоне. В мгновение в моём сознании мелькнуло: растрепанные светлые волосы, липкие и красные, спутанные на белых простынях.

Нет – откуда это взялось? Это больно – ужасно… Я мысленно отбросила этот образ.

Какое-то шевеление привлекло моё внимание. В ряду шкафчиков высокая, атлетически сложенная девушка положила свою спортивную одежду на скамейку и исчезла в ванной. Я подскочила, оглянулась и схватила ее одежду, натянула рубашку, которая была мне велика, и мешковатые шорты так быстро, как только могла, чувствуя запах смеси незнакомого стирального порошка и дезодоранта. Засунула свое окровавленное платье и полотенца на дно мусорного бака, выбежала из спортзала и прошла квартал, стараясь не думать о том, что люди пялятся на меня. Наконец, я заставила себя сбавить скорость. Это была долгая дорога через кампус до епископского зала, и я не могла проделать её бегом, как бы мне этого ни хотелось. Это выглядело бы слишком странно. Я должна была вести себя естественно.

Я восстановила дыхание. Всё будет хорошо. Я вся в порезах и это объясняет, почему я была в крови. Откуда эти порезы взялись, я понятия не имела, но теперь не время об этом думать. Я похороню эту ночь и все ошибочные решения, которые приняла. Всё будет хорошо. Я снова и снова повторяла это себе, как заклинание, которое сбудется, если повторить его достаточное количество раз.

Я вернусь в свою комнату, скажу Хезер и Каро, что хочу спать и на самом деле лягу спать, даже если они будут трындеть о бале влюблённых и всех этих сплетнях, которые им надо срочно обсудить, или если Хезер поднимет тему стипендии и захочет поговорить о том, куда ей идти в следующем году. Я закрою дверь в комнату, спрячусь под одеяло и буду спать, пока всё это не исчезнет, и не важно, как долго придётся для этого спать – неделю, месяц, десять лет.

Всё будет хорошо.

Глава 33

Сейчас

Я бежала, проносясь по кампусу; мои ноги работали изо всей силы. Все одетые в алое люди – студенты и выпускники – в шоке смотрели на несущуюся девушку, но мне было всё равно. Единственное, чего я хотела – это оказаться в безопасном месте; бежать быстрее, чем разъярённая толпа, которая наверняка следовала за мной по пятам.

Теперь всё было ясно, до ужаса очевидно. Я – злодей, и всегда им была. Это всё объясняло: почему я никогда не получала того, что желаю, как бы сильно я ни старалась. Это было не потому что жизнь несправедлива или работает не так, как должна. Я всю жизнь всё понимала неправильно: я – не преследуемая неудачами принцесса; я – злая колдунья. И жизнь шла как раз так, как и должна была, давая мне то, чего я заслуживаю.

Я изо всех мил бежала мимо людей в сторону деревьев – в знаменитый дюкетский лес, вытаптывая тропинку там, где её не было.

«Ты убила мою сестру?»

Правда, которой я противилась десять лет, теперь звенела у меня в голове.

«Я могла».

Это было возможно. Той ночью я так сильно, так жестоко ненавидела Хезер. И, если в конце концов сказать себе правду, я ненавидела её задолго до этого: с первого курса, когда увидела, как легко ей всё даётся, когда она попала в «Чи О», а мне пришлось смотреть в спортзале, как они с Кортни празднуют.

Ветки били меня по щекам, но я бежала всё быстрее, в поисках безопасного места.

Было уже поздно что-то оплакивать, но по моим щекам катились слёзы. Я изо всех сил старалась быть хорошей, использовать любовь, которую к ней испытывала, чтобы сдерживать иногда пробивавшуюся ненависть. Но ненависть всегда кипела внутри. Она кипела до ночи, когда выкипела через край – в ночь, когда она украла у меня единственное, что мне было важно; единственное, что она не должна была быть способна забрать.

«Может быть, я её убила». Вот что прятал провал в памяти. Провал, чёрная дыра – два защитных механизма. Как воспоминание о том, как мой отец сказал мне, что ненавидит свою жизнь, когда мне было восемь лет, и мой разум спрятал это в безопасное место на четырнадцать лет – хоть яд со временем и просочился, медленно делая из меня то, чем я стала.

Всё было логично. Порезы и кровь по всему телу на следующее утро. Странная уверенность, что я совершила что-то непростительное. Ну, вот и она, правда, наконец эксгумированная из тьмы.

«Я её убила».

Стало очевидно что мне необходимо сделать. Я пробежала через кампус, в отчаянии и слепая от слёз, как было ещё один раз: на третьем курсе, в родительский уик-энд – день, когда Хезер получила «BMW», а я – красный конверт.

Передо мной чёрным шпилем в небо поднималась Блэквильская башня. Я бежала, пока не добралась до тяжёлых дверей; распахнула их и, обнаружив винтовую лестницу, полезла вверх по ступеням так быстро, как только могла.

«Вверх, вверх, вверх». На вершину башни. Как злодей, прячущийся от толпы с вилами.

Я ворвалась в тайную кладовку, где студенты прятались, чтобы курить марихуану и заниматься сексом – все запретные вещи, которые казались такими преступными – и резко остановилась. Комната была, от стены до стены, заполнена старой мебелью, картонными коробками, стопками старых газет. Там были стулья из аудиторий, парты, поставленные одна на другую вдоль одной из стен, старые кушетки из лобби общежитий. Больше не место для бунта, а мусорка. Ничто в Дюкете не осталось прежним, даже это.

Мне было всё равно. Я пробилась через лабиринт, споткнувшись о кушетку, пока не приземлилась на четвереньки на полу перед стеной из окон.

Я наконец-то была одна и в безопасности. С этой мыслью я начала трястись; от бега болела каждая мышца. Я прижала колени к груди и закачалась из стороны в сторону, пытаясь