Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказав «проходите», женщина скорбно поджала губы. Они у неё были очень тонкие. Вообще, всё в её лице казалось точёным, заострённым и каким-то девичьим, несмотря на лёгкую одутловатость. Если б не седина, Тайна была бы уверена, что имеет дело с ровесницей.
– Здравствуйте! – сказала Алина, застыв на месте возле лифта.
– Здравствуйте, – сказала Тайна, тоже не двигаясь. – Я забыла маску, к сожалению. Но я делала тест на днях. Он отрицательный.
Женщина направила на неё большие голубые глаза.
– Это не имеет значения, – сухо сказала она. – Во всяком случае, для меня. Проходите.
Она смотрела без выражения, словно хотела лишь продемонстрировать, как сочетаются цвет её глаз и цвет её платья. А сочетались они и правда отлично, Тайна не могла не признать. И платье само по себе было красивое. Чуть ли даже не элегантное. С широким синим поясом и юбкой-гофре. Переодеться она, что ли, успела? Пока они в лифте ехали? Не может быть. Наверное, работала. Наверное, в зуме сидела. Иные даже в зум наряжаются с головы до ног. Вон и на ногах у неё туфли. Хорошо хоть не на каблуке…
– Да проходите же вы! – повысила голос женщина.
– Да-да! – Алина выпала из остолбенения и юркнула в квартиру. – Извините…
Тайна проследовала за ней. Войдя в прихожую, она автоматически наклонилась, чтобы снять свои убитые кроссовки. Алина, покосившись на Тайну, тоже наклонилась и успела расстегнуть правую сандал(и)ю.
– Можете не разуваться, – сказала женщина.
И Тайна, и Алина выпрямились как по команде. Алина, более того, сразу нагнулась обратно, испуганно застегнула расстёгнутую сандал(и)ю и лишь после этого выпрямилась окончательно.
– Вы ведь бывали здесь раньше? – обратилась женщина к Алине.
– Да-да! – мелко закивала та.
– В таком случае вам известно, где можно умыться и привести себя в порядок. Когда умоетесь, проходите в кухню. В комнатах гости и не прибрано. Кофе? – Голубые глаза снова посмотрели на Тайну. – Вы желаете кофе?
– Да, – сказала Тайна. – Пожалуйста. Спасибо. Без молока и без сахара.
– Это как вам угодно. Кофе в электрическом кофейнике у окна. Чистые чашки в шкафу справа от кухонной плиты. Сливки… – Женщина перевела взгляд на Алинину маску. – Сливки в холодильнике. Сахар в сахарнице там же, где чашки. Я присоединюсь к вам через несколько минут.
Она развернулась и вышла из прихожей в одну из двух комнат, закрыв за собой дверь. У неё была неестественно ровная и немного семенящая походка. Тайна не могла даже вспомнить, когда видела такую походку в реальной жизни.
Съезд кунсткамерных уродцев
Хямеэнтие, 35, Хельсинки.
Последний день июля 2020 года
Сначала Алина подумала: на кухне всё на своём месте и ничего нового. Всё как в те февральские выходные, когда она последний раз видела папу – живым или мёртвым. Только жалюзи в высоком окне теперь были приспущены. Из горизонтальных щелей сочилось летнее солнце.
Ещё было душно. Очень душно.
Она присела на табуретку возле неудобного круглого столика без скатерти, с той же стороны, где всегда садилась в феврале, – спиной к узорным обоям; под чёрно-белой фотографией каких-то давно умерших людей; лицом к плите с огромной вытяжкой. По обе стороны плиты висели всё те же шкафы, когда-то явно лакированные под янтарь, но сильно потемневшие от времени. У одного шкафа по-прежнему не было правой дверцы. В бездверной половине стояли специи, кофейные фильтры и папины книги.
Ещё в ванной, споласкивая руки, Алина шёпотом напомнила себе, что на кухне будут папины книги. Она решила не плакать, когда их увидит, и теперь у неё, в целом, получилось. Глаза почти не намокли. Помогло то, что на кухне всё-таки нашлась одна радикальная перемена: пустые коробки разной степени заляпанности. Из-под каких-то блюд с доставкой. Они громоздились у раковины. Наверное, это из-за них воняло не только марихуаной. Воняло ещё чем-то рыбным, пряным, кислым и жирным. Как будто суши-бар совместили с рестораном «Тадж-Махал» и шавермой. В феврале, естественно, ничего похожего не было. Папа никогда не заказывал доставку. Тем более такую.
Или заказывал?
Алина всю жизнь, то есть лет с тринадцати, исходила из того, что знает его как облупленного и видит насквозь. Но за последние сутки как-то много всего навыяснялось и ничего при этом не прояснилось. Может, папа и на суши подсел? Суши с тикка-масалой под майонезом. Конечно, это не папин заказ – коробки свежие. Но, собственно, дело и не в том, кто заказал именно эту доставку. Дело совсем в другом.
Ей представилось, как папа хихикает, живой. Хихикает и восклицает: «От феминизма до тикка-масалы один шаг!» Чего-нибудь такое он бы выдал. Шуточку с подсмыслом и майндфаком.
Алина зажмурилась. Было трудно не выпускать слёзы наружу, но она старалась. Она знала, что это тупая установка; знала, что имеет полное право реветь прямо здесь и прямо сейчас, но ничего не могла с собой поделать; не могла отмахнуться от мысли, что и без того уже действует на нервы финке по имени Тайна, а также хозяйке по имени A. Domontovitš в голубом наряде, которая, кстати, сама так и не представилась.
Финка Тайна тем временем громко спустила воду в унитазе. Хозяйка A. Domontovitš подняла на кого-то голос:
– …Или что ещё вам прикажете объяснить?! – донеслось из-за двери на другом конце квартиры.
Алина вздрогнула, открыла глаза и поспешно вытерла слёзы. Невольно взглянула на руку. Слёзы не оставили на руке чёрных разводов. Естественно. Когда ничего не красишь, слёзы не пачкаются.
Хозяйка проорала что-то ещё. Теперь было непонятно. Кажется, потому что по-французски. Алина прислушалась, ожидая ответа. Вроде бы хозяйке отвечал мужской голос. Отвечал слишком тихо. Невозможно было даже разобрать, на каком языке.
Финка Тайна вышла из ванной и показалась на кухне.
– Кофе! – сказала она, улыбаясь. – Я достану чашки. – Она подошла к шкафу справа от плиты. Мельком, без интереса взглянула на книги. Открыла дверцу слева. – Ты будешь кофе?
Алина подумала: какая вымученная у финки улыбка.
– Нет, спасибо, – сказала она. – Меня подташнивает от кофе.
Рука Тайны, потянувшаяся было за чашкой, резко опустилась.
– От запаха тоже? – спросила Тайна, оглянувшись на Алину.
Алина подумала: какой ледяной взгляд. Несмотря на круглые очки и растрёпанные волосы.
– Нет-нет-нет! – Сама того не желая, она засмеялась дурным, совершенно лишним смехом в худших папиных традициях. –